История третья: На склоне Немяна Тамаля

Заболотин мысленно поздравил господина советника с «победой» и, откинувшись назад, прикрыл глаза. Да, делать нечего, охранять князя не от кого — можно вздремнуть, Краюхи правы.

Сон наплыл тихо и неспешно. Казалось, самолёт стал слегка покачиваться на облаках, баюкая измотанного за время поездки полковника. Сквозь дрёму проступил мамин голос, напевающий колыбельную. Заболотин рассеянно улыбнулся и повернулся на бок, отстранённо осознавая, что это уже начинается сон. И этот сон обещал быть спокойным и безмятежным, не то, что воспоминания, приходящие ночью в Заболе. Впереди ждал дом. Дома ждал Кот. Сиф не остался в Заболе, несмотря на старания всех, кому не лень, особенно того Артёма Скалеша, командира Скальже Стаи.

А ведь всё начиналось именно с воспоминаний о Стае — в марте, когда пришёл в гости генерал Итатин. До того прошлое не заявляло своих прав на действительность. В Заболе время словно сделало петлю и пару раз поменяло направление течения. Загадка этого вечно низкого, непривычного забольского неба…

Мысли силились в один шумный поток, пронеслись мимо, и постепенно шум стих, поток обмельчал… Заболотин-Забольский заснул.

…— Проснитесь, вашбродь, — размывая сон, превращая его в прозрачную дымку, прокрался в сознание заспанный голос. — Мы снижаемся.

Заболотин разлепил глаза и долго пытался сообразить, почему Одихмантьев говорит голосом Сифа. Потом офицер додумался повернуться с бока на спину и увидел-таки своего ординарца, стоящего в проходе с сонной физиономией и прической «Летел долго, тормозил стремительно. Головой».

— Не спи, — строго велел трущему глаза Сифу Заболотин.

— И вы, — с зевком вернул мальчик.

— Мне можно.

— Никому нельзя. Всем доброе утро!.. Вечер, в смысле, — отозвался со своего места Великий князь, потягиваясь. Подумал и добавил задумчиво: — Или ночь?..

В иллюминаторы оттуда, снаружи, глядела темнота. Изредка темнота истончалась, и в прорехе переливалось огоньками озеро города или тянулось извилистой ниточкой пунктирного света шоссе. Иногда красным поблёскивали скопившиеся на железнодорожном переезде машины. Жизнь шла, несмотря на время суток.

Потом самолёт непроницаемым коконом окутали тёмные облака. После двадцати секунд созерцания этой — никакой — картины, Сиф зевнул, чуть не вывихнув челюсть, и жалобно спросил вслух:

— Ну почему мы должны не спать, если самолёт снижается так медленно?

— Почему-почему, — Заболотин и сам задавался этим вопросом, но с князем не спорят. — Не спи, и всё. Без почему.

Сказал Иосиф Кириллович не спать — значит, посреди ночи уже настало утро. Конечно, путешествие сблизило всех, но дисциплину не изживёшь из крови потомственного офицера. Князь был старшим, он решал, а решения не обсуждались.

В противном случае весь мир сошёл бы для людей вроде Заболотина с ума. Нужна точка опоры. Нужно что-то сверху. Кто-то.

Великий князь, точнее. А если продолжить мысль дальше — Государь.

Вот такая не осложнённая длинными правилами и кодексами философия.

Всем она хороша… Только выспаться не даёт.

… Сама посадка не запомнилась — смазанное пятно городских огней, и вот уже Алёна старается не заснуть за рулём, а князь обеспокоенно её окликает. И вовремя окликает, иначе поездка в Забол, вопреки всем удачам, закончилась бы плачевно.

Уже на Сетуньской вилле цыганка виновато призналась, что отвыкла от городских дорог и маленькой машины. Никто Алёну не винил. Самим было не по себе от непривычно низкого потолка легковушки и отсутствия Одихмантьева, который ехал во второй машине, и Краюхиных, которые оседлали своих «двухколёсных коней».

Великий князь Заболотина с Сифом так просто не отпустил, заявив, что на вилле всем место найдётся, а сонный Сиф, не садившийся за руль почти месяц, — на дорогах ещё опаснее сонной Алёны. Особенно встречным машинам, даже пусть ночью их не так уж и много. Пришлось обоим офицерам оставаться на Сетуни отсыпаться после перелёта.

Конечно, Сетуньская вилла считалась самой маленькой и скромной, но даже её убранства хватило, чтобы поразить воображение Сифа, который заявил, что чувствует себя царём, рухнул на огромную кровать и мигом выключился, даже не удосужившись устроиться соответственно, «по-царски» — как упал лицом в подушку, так и выпал из этого мира, только потом, во сне, повернувшись на бок и подтянув по привычке коленки к груди.

Заболотин сдался сну несколько позднее, когда убедился, что ординарец устроен и доволен жизнью, а Великий князь занялся своими делами — августейшей особе недосуг отсыпаться.

Впервые оказавшись предоставленным самому себе без беспокойства за безопасность Иосифа Кирилловича, полковник заснул не сразу. Зато когда заснул — даже Сиф, проснувшийся на восходе (спасибо окнам, выходящим на восток!), добудиться не смог и… сам заснул дальше. Сны были яркие, цветастые — московские.