„Ошибки князя Багратіона, имевшія последствіем предупрежденіе его неиріятелем в Минске, Борисов!; и Могилеве, заставили вас направиться к Смоленску. Судьба способствовала нам, сверх всякаго чаянія, соединить там обе арміи. Настало время пріостановить отступленіе. Но недостаток в сведеніях о иепріятеле, котораго неблагоиріятным воследствіям вы подвергались в иродолженіе всей камшшіи, заставил вас ошибочпо двинуться к Поречью против леваго крыла шшолеоновой арміи, между тем как оиа сосредоточилась на правом фланге у Ляд и перешла чрез Дненр. Вы исправили эту ошибку, предупредив ненріятеля в Смоленске. Но как обе наши арміи были сосредоточены на этом пункте и вы имели намереніе принять в последствіи генеральное сраженіе, то не лучше-ли было решиться на то у Смоленска, нежели у ЦаревоЗаймнща? Под Смоленском, ваши войска находились в.лучшем устройстве потому что они тогда еще не нотерпели урона в делах 6-го, 7-го августа и в последующее время. Что-же касается до опасенія обхода с фланга, то вы подвергались ему и у Царево-Займища, точно также, как везде. Усердіе наших войск под Смоленском было-бы возбуждено до крайности тем, что они, сражаясь там, защищали-бы первый древній русскій городъ.
„Потеря Смоленска произвела чрезвычайное нрав-ствснпое влілніе во всей Имнерін. „Самый опыта доказывает гибельный последствія этого плана—говорили порицатели ваших действій.—Россія подвергается неминуемой опасности," и как, к сожалеиію, все исчисленный Мною ошибки были очевидны, то Меня обвиняли в том, будтобы Я жертвую снасеніем отечества из самолюбія, поддерживая избранная Мною главнокомандующато. Москва и Петербу[>г в один голос славили Кутузова, как единственнаго полководца, могшаго спасти Имнерію. В подтверждсніе этих сужденій, толковали, что даже старшинство в чине над вами Тормасова. Багратіона и Чичагова, существенно вредившее усиеху военных действій, могло быть устранено назначеніем Кутузова. Обстоятельства были весьма затруднительны. Столица подвергалась опасности и Мне оставалось только согласиться с общественным мненіем, по предварительном обсужденіи вопроса в конитете, составленном из главных сановников Имііеріи.
„Уступая их мненію, Я ножертвовал собственными убежденіями. Но Я хотел, чтобы вы сохранили возможность оправдать пред лицом Россіи и Европы Мой выбор, и доказать, что вы достойны командовать арміею. Я был уверен, что вы охотно останетесь при войсках, чтобы стяжать вашею доблестью, подобно тому как при Бородине, уваженіе даже ваших недоброжелателей. Бы неминуемо доетигли-бы этой цели, еслибы остались при арміи. Я нисколько не сомневаюсь в том и, но неизменной Моей к вам дружбе, был чрезвычайно онечален известіем о вашем отъезде. Несмотря на все ноиесенныя вами ненріятности, вы должны были оставаться, но тому что есть случаи, когда надлежит поставить себя выше всего в міре (И fallait rester, car il y a des cas oii un doit- se mettre au dessus de toute chose au inonde).
„Убежденный в том, что вы останетесь при войсках, Я уволил вас от должности военнаго министра, потому что вам по следовало занимать оі*. находясь в арміи, которою командовал главнокомапдующій старшій вас в чнне. К тому-же Я узнал на опыте, что начальство над арміею и должность военнаго министра, соединенный в одном и том-же лице, превосходить его силы.
„Я никогда не забуду важных услугь, оказаиных’ь вами Отечеству и Мне, и остаюсь в убежденіи, что вы окажете еще важпейшія. Хотя нынешнія обстоятельства весьма для нас благопріятны, судя по положенно, в котором находится иснріятель, однако борьба еще не кончена; она представить вам возможность доказать наши военным способности, которым вообще уже отдают справедливость".... (8).
Нолучив это письмо, Барклай де-Толли отправился в Петербургу но не застал там Государя, который тогда уже отправился в Вильну.