шт. стафу вверить ему начальство над всеми войсками, отрешил визиря и, захватив в свои руки верховную власть, сбросил личину и 16 (28) іюля потребовал от Султана, чтобы он уступил престол Селиму. Ответом ему была переброшенная через стену сераля голова царственнаго узника. Неуспев возстановить любимаго Государя, Байрактар мог только отмстить за гибель его. Мустафа IV был заключен в темницу; султаном провозглашен брат его Махмуд; визирь, муфти и многіе приверженцы падшаго властителя обезглавлены. Не долго однако-же длилось господство Байрактара; янычары, ненавидевшіе его за покровительство низам-джедиту, возстали против него в ночь с 2-го (14-го) на 8-е (15-е) ноября. Ііосле мужественнаго сопротивленія. он погиб; Константинополь сделался добычею ыятежников. Янычары хотели убить Махмуда, но когда, по его приказанію. был предан смерти Мустафа, Махмуд остался единственным потомком Оттоманской династіи и этому обстоятельству единственно был обязан спасеніем своим.
Весьма естественно, что в таких обстоятельствах. при смутах, потрясавших в самом основаніи Турецкую Имперію, при недоверіи к Франціи, возбужденном в Константинополе Тильзитским миром, при щедрых обещаніях и надеждах, поданных Наполеоном Императору Александру, наше правительство было убеждено, что присоединение к Россіи Дунайских Княжеств не могло встретить никаких важных препятствій. Министр иностранных дел, граф Румянцов, поборник союза с Франціей, неодобряемаго нашим общественным мненіем, видел в лріобретеніи Молдавіи и Валахіи единственное средство к оправ-
329
данію своей политики. Говоря о том с диплома- іаи. тическим агентом Наполеона, генералом Савари. Румянцов сказал ему: «Le seul beau côté que nous pouvions présenter à la nation, c'était celui-là (la Moldavie et la Valachie), et vous venez nous l'enlever! Comment donc répondrons-nous quand elle nous demandera pourquoi nous n'y avons pas tenu, et comment cet avantage nous a été retiré, puisque nous perdons déjà tant à la guerre de l'Angleterre?» (Единственная благовидная сторона дела, которую мы можем предъявить, есть присоединеніе Молдавіи и Валахіи, а вы лишаете .нас и этого! Что-же мы скажем, если у нас спросят, почему не настояли на том, и как у нас отняли эту выгоду, когда и без того уже мы столько теряем от войны с
АнгліеЙ?)...... «l'Europe ne dira rien. Qu'est.l'Europe?
Où est elle, si ce n'est entre vous et nous?»..... (Европа не скажет ничего. Да и что такое Европа? Что она, если она—не мы с вами?) (17
). Из этих слов Румянцева видно, как, после свиданія Александра с Наполеоном в Тильзите, изменились виды нашей иностранной политики : при вступленіи на престол, Император Александру обратив всю свою деятельность на внутреннія государственныя реформы, не хотел вмешиваться в дела других государству либо ограничивал участіе Россіи в общих интересах Европы обузданіем притязаній Франціи. Прошло шесть лет, и мы, невольно сделавпшеь участниками завоевательных планов Наполеона, старались успокоить территоріальными иріобретеніями общественное мненіе, взволнованное нашею податливостью французской политике.В нродолженіи изложенных нами событій в Константинополе, русская армія сперва находилась на кантонир-квартирах, а потом, в іюле 1808
330
1808. года, стояла лагерем на р. Серсте, у селенія Кальены, между Браиловьга и Рымником; резервный корпус Эссена 1-го собрался у Бырлада; отряд Милорадовича оставался в Бухаресте. Войска наши, в Кальенском лагере, теряли множество людей от повальных болезней, и потому князь Прозоровскій просил Высочайшаго разрешенія, употребить остальное время осени на отнятіе у непріятеля крепостей по левую сторону Дуная, начиная с Браилова. Император Александр разрешил главнокомандующему „возобновить действія, если Турки подадут к тому повод." Но они, будучи волнуемы смутами и не готовы к войне, оставались в бездействіи.
В том-же году Россія открыла войну против Швеціи.
1790-1808. Густав IY-й, взошедшій на шведскій престол, тринадцати лет от рода, после бедственнаго событія, прекратившаго дни отца его, Густава III, получил самое плохое воспитаніе. Прямодушный и откровенный, но гордый и заносчивый, он составил в воображеніи своем преувеличенное понятіе, как о правах и обязанностях своих, так и о призваніи свыше ему назначенном. Строгій к самому себе, и стараясь выказаться стольже строгим к другим, он часто был груб и несправедлив, и не обладая твердостью характера, сделался упрямым. Наипреданнейшіе из его советников на представленія свои слышали от него один и тот-же ответ : „я так хочу, и этого довольно." Супруг женщины, одаренной превосходными качествами, достойной сестры Ангело-подобной Императрицы Елисаветы Алексеевны, он не раз оскорблял ее в присутствіи многих
331