История целибата

отклонения от нормы сексуальной и эротической функции, прослеживаемого до периода детства, когда клизма подменяет обычный половой акт. Клизмофил воспринимает введение полового члена во влагалище как тяжелую работу, опасную и, возможно, столь же отталкивающую[509].

Мани мог ошибаться в отношении клизмофилии, но неизменно здоровая диета Келлога должна была исключить инертный кишечник в качестве объяснения того, почему ему были нужны эти постоянные желудочные орошения. Может быть, он просто боялся запоров, которые, как он учил, вызывали «местное возбуждение», когда не исторгнутые фекалии давили на гениталии.

Однако с полной определенностью можно утверждать, что Келлог был блестящим медицинским теоретиком и практиком, чьи опубликованные взгляды на сексуальность оказали значительное влияние на поколение его сверстников. Он поздно взошел на сцену движения за моральную чистоту, но его вклад привел к развитию и дальнейшей углубленной разработке теорий, выдвинутых раньше, в частности Сильвестром Грэмом.

Особенно далекоидущими были взгляды Келлога на причины порочности. Одной из них он считал наследственность. К числу других относил возбуждающие стимуляторы и приправы, которые «раздражают нервы и нарушают кровообращение», оказывая непосредственное влияние на половые органы за счет увеличения местного притока крови к гениталиям. Эти пищевые добавки творили нехорошие дела. Даже благочестивых навещающих священников они заставляли превращаться в распутников, делавших своими жертвами принимавших их женщин после того, как те, сами того не ведая, служили инструментами собственного соблазнения, когда предлагали гостям «прекрасные булочки, замечательное варенье, самые пикантные приправы и отборные мучные изделия». Кто мог устоять против такого искушения? «И священники бывают порочными», – предостерегал Келлог своих читателей.

На пути целомудрия вставали и другие преграды, более очевидные, чем вкусные булочки к чаю. Табак и спиртные напитки, например, превращали юношу в «настоящий вулкан похоти», а книжки порнографического содержания способствовали распространению бесстыдства. Праздность вела к порочности, особенно если люди слонялись по барам или валялись на диванах, читая любовные романы.

Особую опасность представляла собой женская одежда. Чрезмерное увлечение модой обрекало молодых женщин на то, чтобы жертвовать добродетелью ради мужчин, которые могли обеспечить им соответствующие наряды. Корсеты направляли ток крови вниз «к чувствительным половым органам» и возбуждали гениталии. Плотная одежда ниже пояса вела к «неестественному нагреванию этих частей тела». Как считал Келлог, затянутые в корсеты женщины в тяжелых юбках из плотной ткани были прекрасными кандидатками в нимфоманки.

Другими сомнительными обстоятельствами и видами деятельности были танцы, возбуждавшие страсть и вызывавшие непристойные желания: в частности вальс; помещения, где было очень жарко; слишком долгое пребывание студентов в сидячем положении; большинство видов народных развлечений; «сладострастные грезы и любовные мечтания»; откровенно непристойные истории молодых ребят. Келлог также резко порицал завуалированные замечания женщин за сокрытие «в этих намеках большей непристойности, чем могут выразить слова»[510].

На протяжении всей своей долгой жизни и продолжительных супружеских отношений Келлог придерживался именно тех принципов, к соблюдению которых призывал. После того как одна симпатичная девушка обольстила его и бросила, он неожиданно сделал предложение и женился на Элле Итон, доброй и умной медсестре, проходившей практику в его санатории. Во время медового месяца они занимались только редактированием рукописей. Вскоре после этого целомудренная и бездетная чета Келлогов объявила о том, что собирается открыть свой дом для нуждавшихся детей, включая мексиканцев, негров и пуэрториканцев. Когда они помогли встать на ноги сорока двум детям, оказалось, что семья Келлогов стала своего рода социальным экспериментом: могли ли их любовь и моральное наставничество помочь неблагополучным детям трущоб, с которыми плохо обращались? Как это ни печально, ответ, скорее всего, был бы отрицательным. Большинство успешных молодых Келлогов происходили из хороших семейств, в то время как большая часть трагически безнадежных детей со временем превращались в таких же беспутных взрослых.