История цветов

— Ты не понимаешь, — возразил я. — В нашей стране крепости строили не из кирпича, а из камня, и это неправильно. Ведь из одной и той же формы что один, что десять тысяч кирпичей выходят одинаковыми. Клади ровно, и не надо расходовать силы на шлифовку. Из одной гончарной печи можно получить множество кирпичей, поэтому не надо набирать людей для работ по доставке. Все кирпичи ровные, квадратные, значит, экономятся силы и результаты труда удваиваются: и возить удобно, и класть легко. Более удобного материала, чем кирпич, не найти. Теперь возьмем камень. Сколько нужно каменщиков, чтобы заступами рубить гору, а сколько понадобится рабочих для перевозки! А когда перевезут, ведь потребуется еще и каменщики для шлифовки, и на эту работу нужно тратить и средства, и много времени. Потом его предстоит еще уложить. Сколько рабочих рук используется на установку одного лишь камня! Итак, камень вырубают из горы, одежда для камня — глина. Конечно, внешне камень прекрасен, но ведь он неровный. А если он не ровный и не гладкий, то его надо постоянно подправлять мелкими камешками снизу и промежутки между камнями заполнять щебнем, смешанным с глиной. Зарядят дожди — и пустоты внутри заполняются водой, а стоит выпасть хоть одному камню, как тут же обрушиваются десятки тысяч. Ущерб явный. Известь хорошо схватывается с кирпичом, но не держится на камне. Помню, когда я обсуждал с господином Чхасу устройство крепостей, кто-то сказал: «Если кирпич такой уж крепкий, зачем же использовать камень?» А Чхасу заорал: «Кирпич лучше камня! Один камешек и ни в какое сравнение не идет с кирпичом!» Можно сказать, рассуждение железное. Так вот, известь не держится на камне, и когда ее все же употребляют, она растрескивается. Нарушая природу камня, его всегда стараются во что-то завернуть, а он должен быть сам по себе, только скрепленный с глиной, он становится прочнее. Если же его покрывать известью, как кирпич, то это все равно что мазать дерево рыбьим жиром. Когда десятки тысяч кирпичей скрепляются вместе, образуется прочная стена, потому-то один камень крепче, чем одна кирпичина, ну а множество кирпичей гораздо прочнее камня. Вот так, сравнивая камень и кирпич, легко распознать, что полезно, а что нет, что удобно, а что неудобно.

Чон, сидя на коне, так согнулся от почтительности, что вот-вот свалится. Похоже, он уже давно спит. Я ткнул его веером в бок и крикнул:

— Старший по чину тут перед тобой распинается, а ты дрыхнешь и не слушаешь!

Чон рассмеялся:

— Да я все прекрасно слышу. Кирпич не похож на камень, а работать с камнем гораздо хуже, чем поспать.

Надо бы рассердиться и поддать ему, но вместо этого я громко расхохотался вместе с ним.

Мы подъехали к берегу реки и очутились в тени ив. До самой реки Удухэ через каждые пять ли стояла вышка. Их называют первая, вторая, третья. Это вышки для сигнальных огней. Кирпичными стенами они напоминают крепости, высотой в пять-шесть чанов и круглые, как пеналы для кистей, а наверху — укрепление. Они разрушались, но почему-то их никто не чинил.

Возле дороги торчал какой-то гроб. Когда-то его завалили камнями, но прошли годы и угол обнажился, дерево сгнило — того и гляди увидишь сухие кости. Хоть бы сожгли его!

У дороги видно множество могил. Насыпи высокие, остроконечные, но травой они не поросли, только вокруг насажены серебристые тополя, которые выстроились в строгом порядке, будто по веревочке.

Прохожих было мало, а те, что попадались навстречу, непременно несли на плечах постельные принадлежности. Без постелей не пускали ночевать на постоялые дворы — боялись грабителей. Путницы с зеркальцами на груди ласкали глаз. Все, кто ехал верхом, носили черные шелковые туфли, а пешеходы — в синих холщовых сандалиях с подошвами, подшитыми холстом в несколько слоев. Ни на ком я не заметил сандалий, сплетенных из конопли или соломы.

На ночь остановились на постоялом дворе среди сосен. Его называют «Подворье в снегу» или «Подворье у смоковницы». В этот день мы проехали семьдесят ли. Кто-то сказал, будто здесь некогда стояла древняя крепость Чиндон.

29-й день (день огня и мыши). Погода стоит солнечная, и мы на лодке переправились через реку Саньцзяхэ. Лодка напоминает конские ясли, она выдолблена из цельного ствола и без весел. По обоим берегам стоят столбы с рогатинами, а поперек реки натянут толстый канат. Лодка двигалась по этому канату, а наши лошади переплыли сами.

Опять переправились в лодке через реку Люцзяхэ. В Хуанхэчжуане отобедали. В полдень стало нестерпимо жарко, и мы прямо на лошадях переплыли через реку Цзиньцзяхэ. Это так называемая Река восьми переправ. Каждые пять-десять ли попадались деревни: Линьцзятай, Фаньцзятай — как большие и маленькие квадраты, смотрели друг на друга, а вокруг пышно разрослись шелковицы и конопля. Как раз была пора, когда начинает желтеть и поспевать раннее просо, а кукуруза выбрасывает метелки. Листья с нее уже срезаны, они пошли на корм лошадям и мулам, стебли же повышают жизненную силу земли.