История твоей жизни

Нил понимает, что, лишившись присутствия Бога, лишился и Его ответной любви. Это тоже никак не влияет на чувства Нила, поскольку безусловная любовь ничего не требует в ответ, даже взаимности.

И хотя Нил провел много лет в аду, вне Божественного присутствия, он по-прежнему любит Господа. Такова природа истинной веры.

Примечания к рассказам

Вавилонская башня

Рассказ навеян разговором с другом, который упомянул некоторую версию мифа о Вавилонской башне, слышанную им в школе иврита. Я тогда знал только историю из Ветхого Завета, и на меня она особого впечатления не произвела. Но в новой, более сложной версии башня была такая высокая, что подниматься на нее надо было год, и если падал человек и разбивался, никто не горевал, но если падал кирпич, каменщики рыдали, поскольку на замену его нужен был целый год.

Исходная легенда говорит о последствиях вызова, брошенного Богу. Для меня же в этой сказке рисовался образ фантастического города в небе, напоминающего «Замок в Пиренеях» Маргитта. Меня захватила дерзость такого видения, и я стал рисовать себе картины жизни в таком городе.

Том Диш назвал этот рассказ «Вавилонская научная фантастика». Я не думал о нем в этом смысле, когда писал – вавилоняне достаточно знали астрономию и физику, чтобы воспринять эту историю как фантастику, – но я понял, что Том Диш имел в виду. Персонажи могут быть религиозными, но полагаются они на инженерные знания, а не на молитву. Ни одно божество на страницах не появляется; все, что происходит, может быть воспринято в чисто механистических терминах. Именно в этом смысле – вопреки явным различиям в космологии – вселенная в рассказе напоминает нашу.

Понимай

Это самый старый рассказ в этой книге, и он мог бы вообще никогда не появиться в печати, если бы не Спайдер Робинсон, один из моих инструкторов в «Кларионе». Рассказ набрал целую пачку отказов, когда я рассылал его впервые, но Спайдер меня подвигнул послать его снова, когда у меня в резюме уже значился «Кларион». Я кое-что переделал и отослал его, и на этот раз реакция была куда благожелательнее.

Зародышем истории послужило небрежное замечание, сделанное моим соседом по комнате в колледже: он тогда читал «Тошноту» Сартра, где главный герой во всем, что видит вокруг, находит только бессмыслицу. И мой сосед поинтересовался: каково это было бы – во всем находить смысл и порядок? Меня это навело на мысль о повышенном восприятии, что предполагало сверхинтеллект. Я стал думать о том, в какой момент количественные изменения – улучшенная память, более быстрое распознавание образа – дают качественную разницу, совершенно новую форму познания.

И еще я думал о возможности понять, как на самом деле работает наш разум. Некоторые люди уверены, что нам наш разум понять невозможно – они приводят аналогии вроде «никто не может увидеть собственное лицо своими глазами». Меня эти аналогии никогда не убеждали. Может оказаться, что мы действительно не можем понять собственный разум (при определенных значениях слов «понять» и «разум»), но, чтобы я с этим согласился, понадобятся аргументы куда более убедительные.

Деление на ноль

Есть знаменитая формула такого вида:

e^iπ + 1 = 0

Когда я впервые увидел вывод этой формулы, у меня челюсть отвисла. Я попытаюсь объяснить почему.

Один из тех моментов литературного произведения, которые больше всего вызывают восхищение читателя, – это финал неожиданный, но неизбежный. Тем же характеризуется элегантность проекта: изобретательность, очень хитрая и в то же время кажущаяся совершенно естественной. Конечно, мы знаем, что здесь нет настоящей неизбежности, но людская изобретательность заставляет нас ее увидеть – временно.

Теперь вернемся к этой формуле. Она определенно удивительна: можно годами возиться с числами e, π и i, ставить их в самые разные контексты, но никогда не догадаться, что они связаны именно так. Но один раз увидев вывод формулы, вы ощутите, что равенство это поистине неизбежно, что только так и может быть. Это чувство благоговения, как от прикосновения абсолютной истины.

Доказательство, что математика противоречива и что вся ее поразительная красота – всего лишь иллюзия, будет, мне кажется, самым горьким, что может узнать в жизни человек.

72 буквы

Этот рассказ появился, когда я заметил связь между двумя идеями, которые раньше казались мне несвязанными. Первая из них – голем.

В самой, очевидно, известной истории голема рабби Лев из Праги оживляет глиняную статую, чтобы она защищала евреев от преследований. Оказывается, что эта история придумана совсем недавно, только в 1909 году. Истории, в которых голем используется как слуга для различных работ – с разной степенью успеха, – восходят к шестнадцатому веку, но это еще не самые старые упоминания о големе. В легендах, относящихся ко второму веку, раввины оживляют големов не для каких-нибудь практических целей, но чтобы показать владение искусством букв превращения; они хотят лучше узнать Бога, выполняя такие акты творения.