История Украины

Результатом этого набега и стало якобы заключение договора. Это событие, однако, сопровождалось довольно странными обстоятельствами: «И повеле Олег воем своим колеса изделати и воставляти на колеса корабля, и бывппо покосну ветру, въспя парусы съ поля, и идяше къ граду. И видевше греци, и убояшася, и реша. выславше ко Олгови: “Не погубляй града, имемся по дань, якоже хощеши”. И устави Олег воя. И вынесоша ему брашно и вино, и не приа его: бе бо устроено со отравою. И убояшася греци. и реша: “Несть се Олег, но святый Дмитреи. послан на ны от Бога”. И заповеда Олег даяти на 2000 корабль по 12 гривен на человек, а в корабли 40 мужь. И яшася греци по се. и поча-ша греци мира просити, дабы не воевал Грецкые земли. Олег же. мало отступи от града, нача мир творити со царьма грецкима, со Леоном и Александром…».

После заключения договора, как пишет автор «Повести», «рече Олег: "Исшиите парусы паволочиты руси, а словеном кропиньныя”. И бысть тако. И повеси щит свои въ вратех, показуа победу, и поиде от Царяграда. И воспяша парусы паволочиты. а словене кропиньны, и раз-драфих] ветр; и реша словени: “Имемся своим толстинам, не даны суть словеном пре кропинныя”».

Итак, после заключения мира с греками князь якобы приказал сшить «парусы паволочиты» и «кропиньныя», т. е. паруса из ценных шелковых тканей. Мнение А. С. Львова о том, что под «кропиньны-ми» имеются в виду паруса, сшитые из крапивной (сделанных из волокон крапивы) ткани, не получила поддержки у специалистов. А. С. Львов исходил не столько из собственно филологических оснований (как это. скажем, делал А. А. Шахматов, не принявший точку зрения И. И. Срезневского о том, что форма кропииные возникла из коприиные. ‘шелковые’), сколько из буквального понимания текста и собственного здравого смысла: «Едва ли ветер так легко может разодрать шелковую ткань. В самом деле, здесь речь, должно быть, идет о ткани из волокон крапивы — наименее устойчивой, которую ветер легко мог разодрать». При этом, правда, ему приходилось делать одно небольшое допущение: «Обычай ткать из крапивной пряжи холст лгог существовать и в древней Руси». Тем не менее, такое решение не снимало формально-логиче-ского противоречия: «Правда, немного странно то. что после того, как ветер разодрал пря кропиныя, словене взялись за тълстпны, т. е. за парус из простого и грубого холста. Чем лучше холст из крапивы холста из конопли или льна?»

Смысл этого рассказа неясен. Попытки истолковать его как насмешку киевлянина над новгородцами, или как проявление недовольства новгородцев, «подчеркнувших свое невидное положение в войске Олега, простоту и суровость своего походного быта» (Д.С. Лихачев), вряд ли можно принять. Ведь из текста летописи следует, что если руси Олег приказал сшить паруса «паволочптые» (т. е. из ткани, вышитой шелком), то «словеном — кропиньныя», из коприны — шелка. Разница (если она вообще есть) здесь почти неощутимая. Да и разделение руси и словен здесь не носит, скорее всего, принципиального характера.

Практически все исследователи давно уже сошлись во мнении, что все перечисленные детали похода имеют фольклорное происхождение: упоминания о поставлении кораблей Руси на колеса, о парусах из драгоценных материй, сшитых для руси и славен, о том, как на ворота города был повешен щит (или щиты), а Олег прозвали Вещим. Скорее всего, когда-то они составляли цельный рассказ. Правда, единства сюжета в них как будто не прослеживается. Однако обращении к Библии позволяет наметить определенную связь между перечисленными фрагментами.

Столь необычная деталь, как паруса из дорогих тканей, встречается у пророка Иезекииля. Обличая тирян (Иез 27 1-22), он среди прочих излишеств упоминает узорчатые полотна из Египта, которые те используют для изготовления парусов. Совпадают с отдельными моментами в описании похода Олега на Константинополь и некоторые другие детали того же пророчества. В частности, Иезекииль говорит о воинах из Персии, Лидии и Ливии, взявших на себя защиту Тира, в знак чего они повесили на него «щит и шлем». Олег, как мы помним, тоже «повеси щит свои въ вратех». Кстати, объяснить, зачем Олег повесил свой щит на ворота Константинополя, долгое время не удавалось. Отмечалось только, что это «было, по-видимому, в древней Руси знаком победы, при этом связанный с каким-либо ритуалом» (Д. С. Лихачев). Основанием для такого мнения служит разъяснение, приведенное в самой Повести: щит (или щиты) повешен, «показающе победу». Однако, во-первых, слово «победа» в Х-ХП вв. имело гораздо более широкий спектр значений: от ‘поражения’ до ‘победы’. И, во-вторых, по наблюдению А. С. Львова, все слова с основой побед-, встречающиеся в ПВЛ, являются «книжными» и используются в тех случаях, когда летописец стремился «излагать мысль так же. как и в церковных книгах».