Большинство населения Подкарпатской Руси, входившей в состав Чехословацкой республики, придерживалось прорусской ориентации, поскольку в Галиции до и во время войны 1914–1918 гг. проводилась широкая агитация в пользу русских. Во время выборов в Чехословакии 1937 г. Русский сельский союз (РСС) получил 120 тысяч голосов против 4 тысяч, поданных украинскими избирателями. После Мюнхена председатель РСС Бродый получил от чехов задание сформировать правительство в Ужгороде, но по приказу Берлина в его состав вошли два украинца. Однако в октябре Бродого сменил священник-авантюрист Волошин, исповедовавший римско-католическую веру. Он объявил, что Подкарпатская Русь стала Подкарпатской Украиной. В новое государство тут же ринулись украинские политики и авантюристы всякого рода: здесь создал свою штаб-квартиру УНС, началось формирование «украинской армии», в которую вошли подразделения с такими романтическими названиями, как «Стрелки Запорожской Сечи».
«Карпатская интрига» нацистов серьезно встревожила поляков — как и было задумано — и создала напряжение и душевный дискомфорт у участников Бяловицкой встречи. Но после оккупации Праги и окончательного раздела Чехословакии венграм было разрешено утвердиться в Горных кантонах, которые они переименовали в Угро-Русь. Правда, «Стрелки Сечи» оказали им мужественное, но краткое сопротивление. После этого Муссолини в течение нескольких месяцев мог радоваться тому, что у Венгрии появилась общая граница с Польшей, а для Риббентропа устранение украинцев стало удачной прелюдией к переговорам, которые уже велись между представителями Третьего рейха и Советского Союза.
Эти переговоры начались при посредничестве доверенных лиц еще в феврале-марте 1939 г. «Невероятный поворот Адольфа Гитлера» был не таким уж невероятным, как это казалось с первого взгляда. Руководители немецкой армии не исключали возможности достижения взаимопонимания с Москвой еще во времена немецкой оккупации Украины, а Рапалльский договор между Веймарской республикой и Советами, заключенный в 1922 г., получил одобрение влиятельных консервативных кругов Германии. Как уже говорилось выше, немецкая и русская державы традиционно имели общие интересы против стран разделявшего их «меридионального» пояса. С идеологической точки зрения в циничной политике Вильгельмштрассе и Кремля не было ничего, что могло бы исключить достижение взаимопонимания между ними, если это будет удобно и выгодно обеим сторонам. И страх, а также перспектива выигрыша толкнули их на сближение: нацисты опасались, что им придется вести войну на два фронта, как это случилось в Первую мировую войну, а Советы боялись, что западные демократии обрадуются, когда «новый немецкий динамизм» нападет на Россию и, быть может, сумеет ее разгромить.
Сразу же после заключения союза между Гитлером и Сталиным Польская республика пала, а польские области Белоруссии и Галиция были оккупированы Красной армией. Установление советской власти в Галиции нанесло сильный удар по украинским националистам. Лидеры УНС и УНДС слишком поздно осознали, с какой терпимостью относилось к ним польское правительство. В то же самое время польский и украинский вопросы сильно упростились. Возрожденная Польша должна была превратиться в национальное государство, поддерживающее федеральные отношения со своими соседями, не относясь больше к устарелому типу «многонациональных государств». Украинцев ждала судьба народов, находившихся в России под властью коммунистов. И это будет общая судьба всех этих народов, поскольку речная сеть Русской равнины представляет собой географическое и экономическое целое, из которого невозможно вычленить отдельные, политически независимые национальные единицы, да и делать это не имеет смысла.
В конце 1930-х гг. старая экуменистическая цивилизация Средиземноморья и Запада — цивилизация различных народов, опиравшаяся на океаны и распространившаяся на все Южное полушарие, — столкнулась со старой угрозой. Возникла также стратегическая проблема, которая стала уже классической: она связана с великими реками и Альпами. Однако база стратегической проблемы в рассматриваемый период сильно расширилась. Военно-морские силы — это относительно молодая форма военной мощи. Древние римляне использовали флот только для защиты своих внутренних средиземноморских путей. Если бы римляне были великими мореплавателями, они завоевали бы Балтику и навязали бы германцам свою цивилизацию с севера. И в этом случае вся история мира была бы совсем иной.
Примечания к главе 7