После того как преторианские префекты были лишены всех высших военных должностей, вверенное им гражданское управление столькими подчиненными нациями могло вполне удовлетворять честолюбие и упражнять дарования самых способных министров. Им было поручено высшее заведование юстицией и финансами, а эти два предмета обнимали в мирное время почти все взаимные обязанности монарха и народа — обязанности монарха охранять граждан, подчиняющихся законам, и обязанности граждан уделять часть своей собственности на покрытие государственных расходов. Чеканка монеты, пути сообщения, почты, хлебные магазины, мануфактуры — одним словом, все, что могло иметь какую-либо связь с общественным благосостоянием, находилось под властью преторианских префектов. В качестве непосредственных представителей императорского величия они были уполномочены объяснять, усиливать и в некоторых случаях изменять общие эдикты путем прокламаций, содержание которых зависело от их личного усмотрения. Они наблюдали над поведением провинциальных губернаторов, удаляли от должности нерадивых и подвергали наказаниям виновных. Перед трибуналом префекта можно было приносить апелляции на все низшие ведомства по всем важным делам как гражданским, так и уголовным; но его решение было окончательное и вполне самостоятельное, и сами императоры отказывались от принятия жалоб на приговоры или на пристрастные действия такого должностного лица, которое они почтили столь неограниченным доверием. Его жалованье соответствовало его высокому званию, а если корыстолюбие было его господствующей страстью, то он часто имел случай удовлетворять ее, собирая обильную жатву взятками, подарками и случайными доходами. Хотя императоры уже не имели основания опасаться честолюбия своих префектов, они все-таки старались найти противовес этой важной должности в неопределенности и непродолжительности срока, на который назначались префекты.
Благодаря своей особенной важности и своему величию Рим и Константинополь были единственными городами, не подчинявшимися юрисдикции преторианского префекта. Обнаруженное практикой слишком медленное и безуспешное действие законов в столь обширных городах послужило для политики Августа поводом к назначению нового должностного лица, которое было бы способно сдерживать раболепную и буйную чернь сильной рукой произвольной власти. Первым римским префектом был назначен Валерий Мессалла по причине того, что его прекрасная репутация могла смягчить то, что было возмутительного в этой мере; но по прошествии нескольких дней, этот превосходный гражданин отказался от своей должности, объявив, как это было прилично другу Брута, что он считает себя неспособным пользоваться такой властью, которая несовместима с общественной свободой. По мере того как угасало чувство свободы, сильнее сознавались выгоды порядка, и префект, по-видимому, назначенный сначала для того, чтобы наводить страх только на рабов и бродяг, получил право распространить свою гражданскую и уголовную юрисдикцию на сословие всадников и на знатные римские семьи. Преторы, ежегодно назначавшиеся, для того чтобы решать дела по законам и по справедливости, не могли оспаривать обладания форумом у могущественного и постоянного должностного лица, которое обыкновенно пользовалось личным доверием монарха. Места их судебных заседаний опустели; их число, когда-то колебавшееся между двенадцатью и восемнадцатью, было сокращено до двух или трех, а их важные функции были ограничены дорогостоящей обязанностью устраивать публичные зрелища для забавы народа. После того как звание римских консулов было изменено на пустую выставку пышности, редко происходившую в самой столице, префекты заняли их вакантные места в сенате и скоро вслед за тем были признаны обычными президентами этого почтенного собрания. Они получали апелляции из мест, отдаленных на сто миль, и было признано за принцип юриспруденции, что всякая муниципальная власть исходит от них одних.