История в историях

Михаил Михайлович уже составил проект глобальных преобразований в России, как изменился вектор внешней политики. Французский император, считавший Сперанского «единственной светлой головой в России» и хотевший обменять его на какое—нибудь королевство, все более вызывал опасения Александра. «Попович шпионит в пользу Наполеона» — такие слухи активно муссировали подле и внутри двора представители «русской партии» А. Шишков и А. Балашов, а также шведский барон Г.М.Армфельд. Злопыхатели называли Сперанского «семинаристом», «иллюминатом» и даже «реформатором» в уничижительном смысле слова. Его обвиняли в том, что все новаторские проекты оказались переложением на русский язык Кодекса Наполеона. Так и не претворив в жизнь намеченные преобразования, в канун «нашествия двунадесяти языков», Сперанский, при всеобщем единодушии принятого решения и при полном отсутствии доказательств, отправился в нижегородскую ссылку. Военный министр М.Б.Барклай—де—Толли замечал: «Итак, зависти и злобе удалось—таки взять верх над правдою!» Вскоре Александр I скажет: «Когда у меня отняли Сперанского, мне отрубили правую руку». Император писал опальному политику: «Михаил Михайлович, я вас верну, но, поверьте, я не могу вас сразу вернуть. Я буду вас постепенно возвращать».

Граф Ростопчин как—то заметил: «Как смеет этот дрянной попович отказывать сестре своего государя, когда должен был почитать за милость, что она обратилась к его посредничеству». Какое действие Сперанского вызвало столь серьезное неудовольствие графа?

Великая княгиня Екатерина Павловна обратилась с просьбой к Сперанскому наградить библиотекаря ее мужа чином коллежского асессора. Сперанский отказал, поскольку это противоречило законодательству.

Какой реформатор русского языка не занял пост министра народного просвещения с подачи Сперанского?

Н.М.Карамзин.

В.О.Ключевский высоко оценивал ум Сперанского. С каким главой Посольского приказа ставил его в один ряд историк?

«Со времен Ордина—Нащокина у русского престола не становился другой такой сильный ум; после Сперанского не знаю, появится ли третий». В 1862 г. «Северная пчела» писала: «Нет и не было у нас, в настоящем столетии, ни одного государственного человека, который бы заслонял собою Сперанского как преобразователя нашей администрации и который бы отодвигал его своею административною деятельностью на второй план». Профессор И. Е. Нейман говорил: «Вы поверите, я в жизни моей с многими встречался и сталкивался, но я не видывал человека умней Сперанского». С.М.Середонин в биографической книге «Граф М. М. Сперанский. Очерк государственной деятельности» сравнивал политика с великим поэтом: «Сперанский был своего рода Пушкиным для бюрократии… точно чародей, владел думами и чувствами поколений, так точно над развивавшимся бюрократизмом долго парил образ Сперанского». Сардинский посланник Жозеф де Местр подчеркивал степень важности реформатора: «Великий и всемогущий Сперанский, главный секретарь империи и фактический первый министр».

Сперанского называли «гениальным секретарем», «светилом российской бюрократии» и «чиновником огромного размера». А с каким любителем пчел его сравнивали?

Величали Михаила Михайловича еще и «канцелярским Наполеоном».