История в стиле fine

Спустя года четыре, будучи немного под шофэ, я заглянул в небольшой бар «Katrin». За стойкой сидел небритый Улдис и потягивал что-то темное и крепкое. Увидев меня, с грустью обронил:

– Странно. Думал, тебя давно убили… Вслед за твоим компаньоном – энтузиастом, которого нашли на шоссе.

– Да вроде жив. Как ломбард? Отчаявшиеся и домушнки продолжают кормить депутатов рижской Думы?

– Не в курсе. Мы с Андреем больше там не работаем.

– Заслуженный отдых по вредности? Ушли надышавшись нафталина?

– Умник… Выгнали. Кстати, не из-за твоих тюков с одеялками.

– Жаль… Могли еще чего-нибудь провернуть. А за какие грехи, если не секрет?

– Да чего уж там… Не секрет. В казино с Андрюшей пристроились. Правда с нами депутат один играл. Вот и замяли дело. Потом немного отдохнули. Магазин теперь у нас антикварный. На Гертрудес он.

– Та же скупка краденого, но с дыханием старины.

– Умник… Твое здоровье, кстати. Но красиво ты нас, красиво…

– Прости, старина. Я не вас, я государство. Все по обоюдной любви.

– Бывай. И заходи в гости. Мы на Гертрудес. Ты просто так заходи.

Голова развратной женщины

Меня устраивал только дубль. Зары прокатились по укрытым лаком восточным завиткам и замерли на четыре четыре. Игорь что есть силы врезал кулаком по ладони.

– Миха, ну не может так везти!

– Да ладно… Три дня подряд у меня выигрывал.

К беседке подбежал запыхавшийся Велиев. Пилотка набекрень, уши красные.

– Товарищ сержант! Срочно… Ротный вызывает, срочно!

– А ты говоришь, везет, Игореха.

Громко хлопнув доской, я направился в сторону казармы. Рядышком семенил Велиев:

– Товарищ сержант. Капитан Соловьев просил бегом.

– Ну если только просил, то можно и не бегом. А вот если бы приказал…

Крики Помидора были слышны метров за пятнадцать от крыльца. Монолог был известен: «Молчать, сволочь! Все равно плохо кончишь! Жаль, сейчас не война!» И как он эту войну еще не накаркал? В дверях встретил дежурного по роте, Андрея Полесова.

– Помидор в каптерке шмон устроил. Вроде нашел палево какое-то, – обронил Андрей.

– Лучше бы он мину без щупа нашел разок, – говорю.

По полу каптерки были разбросаны вещи. Спортивные костюмы, кроссовки, бархат и металлические уголки для дембельских альбомов. У стены понурив головы стояли сержанты Маликов и Козырев.

– Разрешите войти товарищ капитан? – обратился я к ротному.

– А-а-а… Войти-и-и? Входите, входите. Маликов и Козырев, с вами разговор будет продолжен чуть позже.

Я даже не заметил, как они исчезли. Закрыв дверь на ключ, капитан Соловьев подошел к одному из стеллажей. Рывком сдернул с полки «дипломат» черного дерматина.

– Не догадываетесь, что внутри дипломата, товарищ сержант? – Басы пошли на усиление. – Я спрашиваю! Что, по-вашему, находится в «дипломате», принадлежащем рядовому Сабитову?

– Не могу знать, товарищ капитан! Но надеюсь, не анаша, носки или документы особой важности.

– Паяц!!! Паяц и мерзавец!

Первый раз видел дрожащие руки Соловьева. Хотя нет… Было. После того как он по пьяни бабку-станичницу «москвичом» протаранил. Открыв чемоданчик, ротный выудил глянцевый прямоугольник. Фотография замерла в считаных сантиметрах от кончика моего носа. Я вспомнил покойного дедушку. Его незабываемые рассказы, прогулки по берегу моря. Вспомнил слезы мамы и стенания бабушки в день его скоропостижного ухода… На миг воскресил в памяти толчок на борт, после которого хрустнули две берцовые кости моей правой ноги. Мне полегчало. Приступ смеха был жестоко подавлен.

– Ого-о-о, – протянул я, сыграв изумление.

– Что, б****, ого?! Что это, товарищ сержант?

Идиотский вопрос. Будто он слепой. Сам он не видит, что это. На черно-белой фотографии размером со страницу журнала «Вокруг света» застыло лицо красивой брюнетки. Пышные букли, ресницы длиной с побеги молодой травки. И чувственные, пухлые губы… И эти чувственные пухлые губы смыкались на массивном члене. А он был черным. Будь фотография цветной, запечатленное удовольствие выглядело бы несколько эстетичнее.

– Мое терпение не танковая броня. Но я еще раз задам вопрос. Что это, товарищ сержант?

– Голова развратной женщины, товарищ капитан.

– А что за черная мерзость торчит из головы развратной, как вы изволили выразиться, женщины?

– Ну почему же мерзость? Каждый день в руках держим, товарищ капитан. И не по одному разу. А потом… Я не расист. Мы же записываем лекции, в которых говорится о том, что все люди братья вне зависимости от цвета…

Договаривать не имело смысла. В целях своей же безопасности. Лицо Помидора было искажено пуще обычного. И краснота на этот раз выглядела неестественно. Как будто Соловьева вот-вот должно было разорвать от высокого внутричерепного давления. Взяв на душу очередной грех, мысленно понадеялся на инсульт. А еще попросил Господа не давать добро на начало военных действий. Исполнилось только второе желание. Репродуктор промолчал.

А голову женщины внезапно разорвало на две части. Детородный орган невидимого африканца постигла та же участь. Когда все, что осталось от фотографии, уместилось в кулаке, Помидор воплем подвел итог беседы:

– Трое суток ареста!