История Венецианской республики

Бедняга подеста не знал, что гнев Наполеона Бонапарта был тогда наигранным, а угрозы пустыми. Его планы прекрасно осуществлялись. Финальная битва состоялась 5 августа при Кастильоне. В ней австрийцы потеряли две тысячи человек и всю свою тяжелую артиллерию. Это было одно из самых удачных завершений военной кампании, какие знает современная военная история. Пескьера была полностью очищена, а взятие Мантуи — последнего оплота империи на итальянской земле — стало лишь вопросом времени. Настоящая цель Бонапарта в отношениях с Венецией состояла вовсе не в том, чтобы заручиться ее поддержкой, и даже не в том, чтобы добиться от нее полного нейтралитета. Он знал, насколько она на самом деле беспомощна и не способна ни помочь ему, ни помешать. Он стремился смутить, запугать ее, дать ей почувствовать ее беспомощность, подавить ее гордость, подорвать ее самоуважение и веру в свои силы, чтобы у венецианцев не осталось моральных сил сопротивляться. В то же время, он обвинял Венецию в серьезных, по его мнению, проступках. Успех такой тактики как нельзя лучше показан на примере его отношений с Николо Фоскарини.

В начале мая 1796 года коллегия, озабоченная призывами вооружаться, которые Франческо Песаро возносил в сенате, предложила в качестве компромисса утвердить должность главного управляющего континентальными владениями — provveditor-generale in terra firma. Его штаб-квартиру устроили в Вероне. Занимавший этот пост наделялся почти диктаторской властью, зато вполне определенной. Ему следовало «прислушиваться к мнению народа, чтобы сохранить спокойствие, повсюду обеспечивать подданным Венеции соблюдение их прав, постоянно информировать сенат о том, как распространяются и исполняются его приказы». Когда Николо Фоскарини, находясь на посту главы старейшин savio di settimana,[327] предложил сенату ввести эту должность, знал ли он, что назначат на нее его самого? Даже если и знал, его стоит только пожалеть. Как мог он защитить своих сограждан, оказавшихся перед наступающей, ведомой военным гением, непобедимой армией, если все сухопутные силы венецианцев едва ли составляли 5000 человек, пребывавших в мелких, плохо вооруженных, лишенных артиллерии и боеприпасов, разбросанных по всей стране гарнизонах? Как мог он исполнять приказы сената, когда тот в ответ на многочисленные запросы отделывался расплывчатыми, уклончивыми общими фразами? В таких обстоятельствах пришлось действовать по собственной инициативе, но, увы, инициатива не была главным достоинством Фоскарини.

Поначалу в воззваниях к Бонапарту Фоскарини, как и его правительства звучало возмущение. 31 мая, через несколько дней после своего назначения, он направил своего адъютанта в Валеджо, в штаб-квартиру французской армии, чтобы поздравить генерала с его успехами и в то же время представить список ущерба, который Армия революции причинила республике. Бонапарт пришел в такой гнев, реальный или наигранный, что на него жутко было смотреть. Что значат, возмущался он, эти ничтожные жалобы по сравнению с тем ущербом, какой Венеция причинила французам? Разве она не открыла свою землю для его врагов, предоставив им даже крепость Пескьеру? Теперь последует расплата: во-первых, мы пойдем на Верону и спалим ее дотла, затем и самой Венеции достанется по заслугам. Дрожащий адъютант выслушал эту тираду, после чего его выставили с письмом к проведитору. В тот же вечер чиновник сообщил об этом своему правительству.

Фоскарини был напуган и не скрывал этого. Перед отъездом он написал сенату нечто вроде прощального письма, в котором просил бога благословить его, как он назвал, «самопожертвование ради моей прекрасной страны». В дальнейших письмах он благодарил небеса за то, что еще жив. Бонапарт, глядя на состояние государства, в котором находился, разошелся вовсю. Он бушевал, заявляя, что Директория дала ему полномочия уничтожить Верону, и он нынче же вечером пошлет генерала Массену с достаточным количеством солдат и пушек, чтобы тот как следует исполнил эту задачу. Если хоть один из повелителей Италии проявит малейшее сочувствие к австриякам, он лично объявит войну им всем, а просьбу о разрешении похода на Венецию он в Париж уже отправил. Он закончил заявлением, что он сейчас находится на французской территории, поскольку Пескьера предательски передана Венецией австрийцам, а французы по праву победителя забирают ее себе. По этой же причине он решил аннексировать венецианские крепости по реке Адидже.

Несчастный проведитор мог только молить о пощаде. Некоторое время его мольбы оставались без ответа. Наконец Бонапарт согласился пощадить Верону при условии, что Массене и его армии позволят свободно войти в город, а все три моста через Адидже перейдут под контроль французов. К тому же Венеция должна обеспечивать его армию продовольствием и различными предметами военной оснастки в кредит. Так французы добились от Фоскарини всего, чего хотели, не сделав ни выстрела и не заплатив ни гроша. Венецианцу это показалось приемлемой ценой за избавление Вероны от сожжения.