История Венецианской республики

Одежда горожан становилась все более и более богатой, несмотря на периодически принимаемые правительством законы против чрезмерной роскоши. Неоднократно историки последующих времен предполагали, что венецианцы, купаясь в роскоши и удовольствиях, пытались таким образом бороться с отчаянием и забыть о тех неприятностях, которые происходили вокруг. Но такое мнение совершенно не вяжется с традиционным характером этого народа. Они ничего не забывали и не пытались это сделать. Когда 16 мая 1510 года ужасный шторм выбил большое стекло в окне зала Большого совета во время заседания сената, собравшегося там из-за страшной жары, и одновременно сломал крыло у льва святого Марка, сидящего на колонне Пьяццетты, многие (в том числе и Марино Сануто) поспешили увидеть этом страшное знамение грядущей катастрофы. Но праздникам венецианцы всегда отдавали должное. На протяжении всей своей истории они любили красоту и торжественность, и никогда этого не стыдились. Потеря империи, прекращение торговли, даже гибель их любимой республики — все эти ужасные события не казались достаточной причиной сменить вековые обычаи. Напротив, если Венеции предстояло погибнуть, она предпочитала погибнуть как жила — прекрасно, во всем своем блеске.

Глава 32 НЕПОСТОЯННЫЕ СОЮЗЫ (1510–1513)

Эти французы лишили меня аппетита… По Божьей воле Италия должна быть освобождена от их власти.

Высказывание папы Юлия II, приведенное в письме венецианского легата

Но Венеция не погибла. Похоже, альянс, созданный врагами против нее, неожиданно распался. Максимилиан, несмотря на свои обещания и после бесконечных отсрочек и увиливаний, продолжал, как говорит Эразм, «сидеть у себя за печкой» и попросту никуда больше не вмешивался. Король Людовик был основательно выбит из колеи произошедшей в мае смертью кардинала д'Амбуаза, своего ближайшего советника и главного вдохновителя итальянских походов. Хотя наиболее яростным разжигателем войны был отнюдь не германский император или король Франции, а римский папа. В разгар лета 1510 года он резко поменял политику Ватикана, определив новые приоритеты. Его счеты с Венецией были сведены, теперь наступил черед Франции.

По всем критериям действия папы Юлия II были недостойными. Подбив французов выступить против Венеции и бессовестно используя их ради собственных целей, он непозволил им получить награду, которую сам же пообещал. Напротив, он ополчился против них со всей яростью и злобой, которую прежде проявлял по отношению к венецианцам.[234] Не довольствуясь этим, папа также начал новые переговоры с императором Священной Римской империи, пытаясь восстановить Максимилиана против своих бывших союзников. Слова папы, которые постоянно вспоминают защищающие его потомки, о том, что конечной целью его политики было освобождение Италии от чужеземных завоевателей — в чем, кстати, папа особенно не преуспел, — были бы гораздо убедительнее, если бы Юлий II не пригласил в Италию европейские армии всего лишь для усмирения какого-то одного итальянского города, каким бы большим и влиятельным тот ни был.

В любом случае, была и другая причина для столь внезапной смены политического курса — возможно, не столь красивая, но гораздо более убедительная. Впервые имея в своем распоряжении сильное Папское государство, теперь Юлий II был решительно настроен расширить его границы путем аннексии герцогства Феррара. Герцог Альфонсо д'Эсте в течение прошлого года был, несомненно, полезен, но затем он стал не многим более, чем агент французского короля, причем связи герцога Феррарского с королем Франции тем больше укреплялись, чем больше отдалялся от них папа. Герцогская солеварня в Комаккьо была прямым конкурентом для папской солеварни в Червии. А будучи мужем Лукреции Борджиа, герцог являлся зятем Александра VI — в глазах папы Юлия II одного этого было более чем достаточно, чтобы его уничтожить.

И еще, сколько бы мы ни обсуждали преимущества или причины запутанной политики Юлия II, один факт остается очевидным: если ранее он был главным инициатором унижения и ослабления Венеции, то теперь он внезапно стал ее избавителем. Папа не только выступил тем могущественным защитником, которого Венеция так отчаянно искала, но сделал это по собственной инициативе. Теперь республика могла — легко представить, с каким облегчением — выйти из игры. Она больше не являлась главным действующим лицом. В основном это была война между папой и королем Людовиком, где задачей Венеции было теперь всего лишь предоставить всю возможную помощь своему неожиданному новому союзнику.