Осада длилась 22 года, в течение которых Венеция фактически в одиночку защищала маленький город, учитывая то, что население его составляло только около десяти или двадцати тысяч людей, а против них сражались объединенные военно-морские силы всей Османской империи. Раньше такое длительное сопротивление не представлялось возможным, поскольку взаимная зависимость турок и венецианцев в коммерческой сфере требовала, чтобы все военные действия были быстрыми и жесткими. Но теперь, когда большая часть фрахтового дела была в руках Англии и Дании, подобные рассуждения теряли смысл; султан мог распоряжаться временем, как считал нужным. И тем, что Венеция смогла так долго продержаться, она обязана не столько решительности защитников, находящихся внутри крепости (хотя и это имело значение), сколько своему флоту, за которым практически постоянно следила со стороны Восточного Средиземноморья и который препятствовал любой попытке турок блокировать Кандию с моря.
Все это, по сути, усилило положение венецианского флота на Эгейском море, где за последние 10 лет осады турки делали все возможное, чтобы избежать прямого противостояния на море. Но это вовсе не означает, что столкновений не было вовсе. История Критской войны, без преувеличения, — целая национальная эпопея. История бесчисленных битв: крупных и незначительных, хорошо продуманных и спонтанных, которые разыгрывались у самого входа в пролив Дарданеллы, где венецианский флот собирался каждую весну в надежде заблокировать врага в узкой части пролива, и у архипелага, на рейде у самой Кандии. Также ходили легенды о героизме, проявленном в этой войне: о Джакомо Рива, который в 1649 году преследовал турецкий флот по пути в маленькую гавань на Ионическом побережье и разбил его в щепки; о Лаццаро Мочениго, который в 1651 году недалеко от Пароса, вопреки приказу адмирала, атаковал вражескую эскадру (он обратил ее в бегство, несмотря на то, что сам был несколько раз тяжело ранен, а рука была прострелена из мушкета); о Лоренцо Марчелло, который направил свои корабли прямо в Дарданеллы в 1656 году (по свидетельству очевидцев, это была одна из самых ошеломительных побед той войны), а сам погиб. В 1657 году Лаццаро Мочениго снова отличился, к тому времени он уже стал генерал-капитаном: его эскадра из 20 кораблей преследовала 33 вражеских судна по узким проливам и напала на них в Мраморном море, прямо перед стенами Константинополя. (Он мог бы добраться до города, если бы одним из выстрелов с береговой батареи не был взорван пороховой склад; в результате взрыва упала мачта, реем которой Лаццаро Мочениго был убит на месте.)
Но, несмотря на славные победы, великолепную навигацию и смелость, некоторые считают, что если бы кто-нибудь долго и тщательно отслеживал военные действия, то так или иначе он обнаружил бы, что общего плана не было; что более организованная оборона осаждаемого города, при ближайшем рассмотрении, могла бы быть более успешной, если бы противник не получал регулярно продовольствие и подкрепления. И, вопреки усилиям венецианцев, снабжение турецкой армии не удавалось перерезать; даже несмотря на известия о победах венецианского флота, в глубине души защитники города знали, что падение Кандии — это вопрос времени.
Только одно могло спасти ее: сильная, целенаправленная поддержка европейских держав. Но этого не произошло. Остается спорным вопрос о том, что вся история османского вторжения в Европу может быть охарактеризована как неспособность христианских правителей объединиться на длительный период времени для защиты своей земли и веры. Они не сделали этого во времена Третьего крестового похода (примерно за 500 лет до описываемых событий); не сделали они этого и сейчас. Снова и снова Венеция просила поддержки и всегда подчеркивала, что на карту поставлена судьба не только незаметной Венеции, но и всего христианского мира, который находился в критическом положении. Таким образом, если бы турки захватили Крит, то вместе с ним была бы потеряна и половина Средиземноморья. А христианский мир, как и прежде, отказывался слушать. Император оповестил Венецию о том, что он только что подписал мирный договор с Портой сроком на 20 лет. Из Испании, ко всеобщему удивлению, его католическое величество отправил посла в неверный Константинополь. Франция, согласно своей политике двойных стандартов, одной рукой протягивала Венеции скромные субсидии, а другую руку дружественно простирала к султану. Англия, от которой помощи и не ждали (поскольку она не имела никакого положения в Средиземном море), щедро одаривала обещаниями, но этим она и ограничивалась. Сменяющие друг друга папы, видя, в каком положении находится Венеция, пользовались этим в своих корыстных целях, предлагая помощь только в обмен на определенные услуги: Иннокентий X хотел контролировать венецианские епархии, его преемник Александр VII — вернуть в Венецию иезуитов, которым со времен интердикта не позволяли появляться на территории республики.