История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы

Таким образом, аристократы-консерваторы точкой отсчета для себя избрали 1847 год, а Деак — 1848-й. Аналогичную роль стал играть 1849 год для Кошута, для венгерской эмиграции и для довольно значительной группы их поддержки внутри страны, которая следила за их деятельностью, воспринимала их указания и ждала их возвращения. Они тоже считали, что Венгрии нужен щит против германского и панславянского давления, только они скептически относились к способности Австрии выполнить эту роль. История собственной борьбы убедила их в том, что империя может удержать власть в условиях действия центробежных сил только с помощью иностранной интервенции. Они признали, что достижение политической независимости еще не решает всех вопросов, но все более и более уверенно стали видеть выход именно в направлении, указанном в законе о национальностях, принятом в июле 1849 г. Деак и его сторонники считали, что этнические меньшинства нанесли либеральной Венгрии, добившейся свободы для всех своих граждан, включая инородцев, кинжальный удар в спину, и продолжали отвергать идею коллективных прав. Кошут, напротив, заявлял, что, хотя этнические «камарильи» действительно восстанавливали свои народы против венгерской революции 1848 г., этническое примирение и образование группы маленьких национальных государств на землях Придунавья со временем, возможно, приведут к формированию демократической конфедерации. Такая перспектива представлялась ему куда более многообещающей, нежели настойчивые попытки сохранить взаимоотношения с обанкротившимся австрийским режимом.

Кошут отмел все возможные сомнения относительно сути его позиции, когда в августе 1849 г., едва успев пересечь турецкую границу, объявил Гёргея предателем национальных интересов. Уже в 1851 г. в проекте новой конституции, созданной им в Кутахье — его временном убежище в Османской империи, — он подытожил свои идеи по поводу восстановления статус-кво в Дунайском бассейне. Политический строй Венгрии, о котором он мечтал, был основан на демократическом избирательном праве, равноправии всех языков и широком местном самоуправлении (хотя и отказывался заходить так далеко, как Ласло Телеки или Дьёрдь Клапка, склонявшиеся к дальнейшей федерализации внутренней Венгрии, в результате которой каждое этническое меньшинство получит собственную территориальную автономию). Поначалу под воздействием взглядов итальянских революционеров из круга Джузеппе Мадзини, с которым поддерживал контакты, Кошут поощрял активные революционные действия в Венгрии. Однако неудачное восстание 1851 г. в секейском регионе и безуспешное покушение в 1852 г. на Франца Иосифа убедили его, что для революции время еще не пришло.

Кошут продолжал верить, что близок час «великого европейского переворота», благодаря которому можно будет вновь продолжить борьбу за независимость родины, если удастся завоевать поддержку великих держав извне и этнических меньшинств внутри страны. С самого начала своего изгнания он рассылал письма венгерским эмигрантам, рассеянным по всему свету, убеждая их неустанно создавать благоприятную для дела атмосферу, используя малейшую для этого возможность. Его собственная поездка по Соединенным Штатам и Великобритании в 1851–52 гг., во время которой он произнес сотни широко известных речей, стала нравственным триумфом венгерской революции. Появление Кошута как в зале Конгресса США, так и в менее престижных аудиториях, неизменно сопровождалось гулом одобрения. Разумеется, ораторским искусством нельзя было добиться официального признания лозунга, который он, собственно, и отстаивал: «Вмешательство (со стороны западных великих держав) ради невмешательства (со стороны иных сил, особенно России)» в случае начала новой освободительной войны в Венгрии. Однако он получил реальную помощь деньгами и оружием, что мобилизовало венгерскую эмиграцию на организованную деятельность. Как позднее признался Деак, в то время он не был вполне уверен, чья «партия» — его или Кошута — пользуется большей поддержкой в самой Венгрии.