История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы

Уникальная ситуация, сложившаяся в Венгрии с хорватами до некоторой степени — по причине «исторической законности» их требований самоопределения — напоминала австрийскую с чехами к северу от реки Лейта. После Компромисса их статус был по-новому определен в венгерско-хорватском конституционном соглашении (Nagodba) 1868 г. Подобно австро-венгерскому Компромиссу, оно фактически стало союзническим договором, однако, в отличие от первого, не затрагивало проблемы равноправия сторон. Хорватия была признана «политической нацией, имеющей отдельную территорию, а также независимые законодательные и исполнительные органы власти, решающие все вопросы внутренней политики». То есть полномочия этих органов ограничивались сферами внутренней администрации, судопроизводства, религии, просвещения и культуры. Что касается общегосударственных вопросов в рамках всей империи, то Хорватию в венгерской делегации представляли шесть депутатов, а общие венгерско-хорватские проблемы решались при участии 42 депутатов хорватского парламента (сабора) — меньшинства в парламенте Венгрии, которое всегда могло быть легко забаллотировано. Кроме того, то обстоятельство, что бан Хорватии, подчинявшийся непосредственно сабору, назначался только императором с согласия венгерского правительства, также свидетельствовало об ограниченности хорватской автономии. И хотя соглашение 1868 г. сохраняло за Хорватией важные элементы ее государственности, предоставив широкие возможности развивать собственные культурные и политические институты, не стоит удивляться тому, что сабор, настаивавший в 1861 г. на максимальной суверенности Хорватии в составе Венгрии, много раз распускался, прежде, чем удалось обеспечить необходимое провенгерское большинство, которое и проголосовало за принятие соглашения.

Хорваты получили значительно больше конституционных прав в империи, чем другие ее национальности, в соответствии с законами, которые, как ни странно, даже в европейском масштабе, если не считать Швейцарию, были наиболее внятно сформулированы и отличались удивительной либеральностью. Хотя попытки удовлетворять «в пределах разумного» требования национальных меньшинств часто обсуждались публично накануне Компромисса 1867 г., никто всерьез не обдумывал возможности тотального учета коллективных прав этнических групп так, как это предлагалось эмиграцией круга Кошута в развитие закона о национальностях 1849 г. Даже предложения Этвёша в законопроекте, набросанном в русле его теоретических работ 1850-х гг., в результате жарких споров, когда отдельные представители немадьярских народов в сердцах покидали зал заседаний, были признаны излишне широкими. Закон XLIV 1868 г. провозгласил идею политического единства: «все граждане Венгрии, согласно основным принципам конституции, в политическом отношении составляют одну нацию, неделимую единую мадьярскую нацию…» То есть была взята в качестве аксиомы фикция «единой венгерской политической нации» по образу и подобию западноевропейской государственной модели. Закон отрицал сам факт политического существования национальных меньшинств и, следовательно, их требования относительно коллективных прав и собственных политических институтов. Заявления вроде того, что «каждый гражданин отечества… пользуется равными правами вне зависимости от его этнической принадлежности» мало утешали национальные меньшинства. В то же время в отношении индивидуальных гражданских прав закон был настолько либерален, что подчас даже перекрывал требования самих национальностей. Он предоставлял неограниченное право пользоваться родным языком в органах местного самоуправления, в судах, школах и церквах. Закон гарантировал право на создание ассоциаций — культурных, научных, творческих, экономических объединений или образовательных центров, где граждане могли использовать любые языки. Более того, закон требовал, чтобы государство содействовало поддержанию начального и среднего образования на родных для этнических меньшинств языках и активно привлекало бы их к общественной и административной деятельности.

Оппоненты закона сначала ополчились на его недостатки, но затем больше стали жаловаться на то, что венгерские власти далеко не всегда бывали склонны его соблюдать. Действительно, самым крупным недостатком закона являлось отсутствие гарантий его реализации. Вопреки духу учения Этвёша и Деака, их последователи восприняли концепцию равенства всех венгерских граждан как воплощение идеи ассимиляции: все немадьярские народы, как и мадьяры, имеют право на свою самобытность и потому должны считаться равными. С 1880-х гг. мадьяризация перестала быть тенденцией, «поощряемой сверху всеми законными способами», но продолжала внедряться силовыми методами, которые или противоречили, или прямо нарушали закон 1868 г.