История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы

Формально, как провозглашали принципы «социалистической демократии», высшим руководящим органом, определяющим политику партии, является съезд, созываемый один раз в три года. В реальности сбор тысячи или около того партийных делегатов стал в высшей степени торжественным, церемониальным мероприятием, на котором одобрялись доклады руководства партии о проделанной им работе и его же предложения относительно основных направлений деятельности на будущее. По сути, съезды превратились в безукоризненно отрежиссированную демонстрацию преданности партийных масс генеральной линии партии с непременной толикой «конструктивной критики» и бурей аплодисментов, постоянно прерывавших работу форума, особенно при всяком упоминании имен Сталина и Ракоши. Что же касалось органа, реально формировавшего политику, то даже ЦК, состоявший из 71 члена, не имел на это особых полномочий, будучи до ничтожности подавленным могуществом политбюро, пленум которого собирался на еженедельные заседания. Но и внутри этого высшего органа имелся еще более узкий круг «москвичей», наиболее приближенных к самому источнику принятия решений — к «триумвирату» (Ракоши, Герё и Фаркаш), который иногда принимал форму «квартета» (если приглашался Реваи). Именно эти деятели, благодаря их прямым связям с Москвой и постоянно получаемой ими информации о самых последних веяниях в политике советского руководства, обладали правом обсуждать и принимать решения, влиявшие на судьбы всей Венгрии. Но даже внутри этого триумвирата Ракоши, генеральный секретарь ВПТ, а позднее и председатель Народного фронта, был по иерархии выше остальных. Созданный им культ личности не имел себе равных во всем коммунистическом лагере того времени, если не считать Советского Союза.

Элита государственной партии, таким образом, взяла под свой жесткий контроль все органы однопартийного государства. Для того, чтобы удерживать это положение, и была запущена в ход машина террора и идеологической обработки населения. Основы этой системы были заложены еще в первые послевоенные годы, в период правления партийной коалиции, когда коммунистическое влияние должно было распространяться вширь и вглубь, проникая во все клетки общественной ткани. С 1949 г. эта машина была еще лучше отлажена и заработала на полную мощь. Масштабы и жестокость террора с трудом поддаются осознанию, хотя частично их можно объяснить стечением целого ряда случайных обстоятельств. Политика закрытости, избранная Советским Союзом как стратегия поведения во время холодной войны, неизбежно приводила к тому, что все ошибки и недостатки системы оправдывались активностью врагов и предателей. Психоз преследования и шпиономания стали инструментами, нагнетавшими атмосферу страха и неуверенности, в которой каждый чувствовал себя полностью зависимым от воли непредсказуемого начальства. Поскольку существовало подчинение Кремлю, даже люди, находившиеся на самой вершине партийной иерархии, не являлись исключением из правила, и во многих случаях их страстное желание доказать свою верность делу коммунизма заставляло их предугадывать в весьма преувеличенном виде пожелания Москвы.

Основной инструмент репрессий — АВХ в 1950 г. был выделен из министерства внутренних дел и сначала подчинен непосредственно Совету министров, а затем — Комитету обороны, став государственным органом, который подчинялся непосредственно тройке — Ракоши, Герё, Фаркаш, после начала войны в Корее. Постоянный штат АВХ насчитывал 28 тыс. сотрудников, расправлявшихся с непокорными личностями, с целыми группами или же с соперниками партийных лидеров по их прямым приказам. Информационным источником для них служили «показания» и донесения 40 тыс. информаторов, используемых также и политической полицией. В АВХ имелось около одного миллиона дел или досье на граждан, т. е. более, чем на 10 % населения страны, включая детей и стариков.