Награждение в артиллерийской части между боями
Хайнц Дроссель был так же обессилен, как и его мокрые от пота и покрытые пылью товарищи, — несколько дней тащились тяжело нагруженные солдаты 415-го пехотного полка по летней жаре Литвы. В полдень 9 июля 1941 года было приказано сделать привал где-то между Ковно и Даг-дой. Походная колонна должна была освободить дорогу и пропустить мотопехоту.
«Мы лежим у обочины, кругом шум, грязь, пыль. За нами луг, потом лес, темный лес. У меня было чувство, как будто надо убежать отсюда, побыть минут пятнадцать одному, как будто я уже не могу смотреть на эту войну», — пишет Дроссель в своих мемуарах. Он был ротным связным и у него была возможность быстро оттуда убежать — целью был близлежащий лес. Там творилось что-то необычное: «Примерно в 30 м подо мной находилось дно долины, и я увидел большую братскую могилу шириной примерно 2 м и длиной 25–30 м. Вокруг могилы стояли на коленях и кричали мужчины. Все мужчины были одеты по-еврейски, и за ними стоял солдат в немецкой форме с пистолетом или пулеметом в руке. Непосредственно подо мной стоял маленький мальчик, вероятно, шести лет, он постоянно хватался за мужчину рядом с ним, а человек в форме за ним бил его постоянно по руке, это произошло, вероятно, два-три раза. Когда мальчик снова схватился, мужчина взял свой пистолет и выстрелил малышу в затылок и сбросил его ногой в могилу». Внезапно часовой в форме СС или полиции закричал по направлению к объятому ужасом солдату Дросселю: «Что тебе тут надо? Проваливай! И заткни глотку!» Будучи тогда 23 лет от роду, он больше никогда не забудет эту ужасную картину — ведь тогда ему все стало ясно: «Теперь с меня точно хватит; теперь с этим режимом для меня окончательно покопчено, и я буду действовать только лишь по велению моей собственной совести».
Действовать по совести — на войне тоже были люди, которые решались на это. В их числе и Хайнц Дроссель, который ровно через два дня после своего первого юридического государственного экзамена был призван в вермахт. Несмотря на отличный аттестат, его не допустили к практике, потому что он не хотел вступать в ряды ни одной национал-социалистской организации. Так юрист 1 декабря 1939 года в качестве простого солдата был отправлен в 9-й Потсдамский пехотный полк. Во Французском походе ему стало ясно, что он никогда не сможет выстрелить в человека. То, что это для него значило, он доказал после нападения на Советский Союз. Спустя неделю после того, как он стал свидетелем убийства евреев, он получил приказ отвести пленного комиссара в командный пункт батальона. Дроссель знал о противоречащем международному праву «приказе о комиссарах», согласно которому политкомиссаров Советской армии необходимо было «ликвидировать». «Я принял его, он был уже обезоружен, и заставил его идти в двух-трех метрах перед собой. Я зарядил карабин и снял его с предохранителя, он шел с поднятыми руками. Мне было ясно с самого начала: ты не доведешь его до батальона. Его же там расстреляют. Я так его и вел, пока мы оба не оказались вне поля видимости и слышимости остальных. Я ему сказал: „Стоять, руки вниз, повернись“. Мы стояли друг против друга, я поставил карабин на землю, чтобы показывать ему, что я не намерен его убивать. Я мог представить себе, что он, естественно, зная о существовании „приказа о комиссарах“, полагал, что все к этому и идет». Уже будучи солдатом, Дроссель окончил курсы переводчиков русского языка. «Я ему говорю: „Я — не убийца! Я — человек! А вы сейчас побежите прямо по этой дороге, там немецких солдат нет. II там найдете своих“». Советский комиссар воспользовался шансом и побежал. «Но тут он остаповился, обернулся, кивнул мне и крикнул: „Благослови тебя Бог! Да пребудет с тобой мир!“-и исчез. Потом я повернул обратно, вернулся и тут понял, что обязан все рассказать. Но я этого не сделал. Я вообще ничего не сделал. Просто встал в двух-трех метрах от нашего ротного командира. А он меня даже не заметил, и больше мы с ним об этом инциденте никогда не разговаривали».