Тема воинского братства издавна фигурирует в исследованиях, посвященных эпохе викингов. В сагах (со всеми обычными оговорками) есть некоторые упоминания о существовании подобных братств, в том числе довольно мрачный рассказ о целой воинской общине, предположительно обосновавшейся в X веке в Йомсборге близ Волина на территории современной Польши. Как мы видели, в надписях на рунических камнях тоже встречаются мотивы товарищества и братства по оружию, но, хотя они вполне убедительны, их недостаточно, чтобы сделать однозначные твердые выводы. Впрочем, у нас есть явные археологические подтверждения символической значимости образа мужчины как умелого воина, культура (практически культ) украшения оружия и боевого снаряжения, а также поэзия и мифология, воспевающие и легитимизирующие проявления насилия.
Углубленному изучению этой темы долгое время мешал тот нездоровый энтузиазм, который проявляли к подобным военизированным «тайным обществам» нацисты (и их современные преемники) в рамках своего общего увлечения викингами. С политической точки зрения эти взгляды скомпрометированы наихудшим образом, абсолютно лишены фактической связи с прошлым и могут представлять опасность — но мы не можем допустить, чтобы они помешали нам разобраться, каким в действительности было военное дело в эпоху викингов.
Основным элементом организации воинских групп у викингов — «братских отрядов», как их называет один ученый, — по-видимому, был
армии викингов, представлявшие собой не единое войско под командованием одного предводителя, а скорее коалицию лидов. Разрозненность и самостоятельный характер лидов подтверждают «Бертинские анналы», где под 861 годом описан флот викингов, состоящий из
Формирование лида и его непосредственная деятельность могли происходить только в условиях развитого сотрудничества, которое проявлялось различными способами, в том числе через материальную культуру. Хотя лид представляет собой одну из базовых форм вооруженного объединения — в буквальном смысле боевой отряд, — нельзя с уверенностью сказать, опиралось ли его формирование на семейные или иные социальные связи (вспомним четырех братьев в корабельной могиле Салме), или же в него могли входить люди, до этого не имевшие друг с другом никаких социальных или политических контактов. Возможно, при наборе в такие группы не имело значения не только родство, но и этническая принадлежность — в лиде могли состоять люди из самых разных регионов Скандинавии и даже из других стран.
Разбойные набеги в некотором смысле помогали ослабить внутреннее социальное напряжение, иначе грозившее выйти из-под контроля. Возможно, эта проблема, обусловленная существованием разветвленных сетей формальной дружбы и родства, существовала даже между отдельными лидами и внутри их. Неимоверно сложная паутина взаимных обязательств, выходящая далеко за пределы политического соперничества, препятствовала экспансионистской политике представителей знати и их конкуренции друг с другом внутри страны. Однако воинов, которым не нужно было беспокоиться о том, что им придется сражаться со своими друзьями, можно было использовать как мощный инструмент внешней демонстрации силы. Вероятно, эти процессы нарастали лавинообразно, попутно расшатывая политический баланс внутри Скандинавии. Если одно королевство начинало делать внешние вылазки, другие могли ощутить желание или необходимость последовать его примеру.