Но всего этого оказалось недостаточно для того, чтобы отбить охоту у герцога Апулийского, чья армия оставалась практически не пострадавшей. Он приступил к осаде Дураццо. Однако и тут задача оказалась сложнее, чем ожидалось: гарнизон, зная, что сам император спешит ему на помощь с большим подкреплением, сопротивлялся стойко. Наконец 15 октября появился Алексей и три дня спустя повел свою армию в атаку. К этому времени Робер выстроил свое войско несколько севернее города. Сам он командовал в центре, Боэмунд находился на левом фланге – удаленном от моря, – а на правом фланге находилась жена Робера, лангобардская принцесса Сикелгаита Салернская.
О Сикелгаите стоит сказать несколько слов. Из всех персонажей мировой истории ее, пожалуй, в наибольшей степени можно уподобить валькирии. Женщина весьма крупного калибра, она почти никогда не покидала своего мужа, и уж тем более во время сражения, одного из любимейших ее занятий. Несясь на коне в самую гущу битвы, с длинными белокурыми волосами, струящимися из-под шлема, она оглушала одновременно и соратников, и врагов трубными криками ободрения или проклятия. Сикелгаита, несомненно, была достойна занять место рядом с Брунгильдой, самой знаменитой валькирией.
Как и всегда во время личного участия императора в сражении, на поле боя присутствовала в полном составе его варяжская гвардия. Теперь она, правда, состояла по большей части из англосаксов, которые покинули Англию после сражения при Гастингсе[72]
и поступили на службу к византийскому императору. Ими двигало желание отомстить ненавистным норманнам. Раскрутив огромные двуручные боевые топоры над головой, они обрушивали их на лошадей и всадников, вселяя ужас в апулийских рыцарей. Паника охватила и лошадей, и вскоре норманнский строй был смят. Однако в итоге верх в сражении взяли норманны – и именно благодаря Сикелгаите, если верить имеющимся источникам.Лучше всего об этом рассказывает Анна Комнина:
«Когда она увидела убегающих солдат, то громогласно воззвала к ним: «Далеко ли бежите вы?! Стойте и ведите себя как мужчины!» Не сумев остановить их таким образом, она схватила длинное копье и помчалась вскачь за убегающими; увидев это, они опамятовались и вернулись на поле сражения».
Левый фланг, находившийся под командованием Боэмунда, также смог выдержать натиск противника: там стоял отряд арбалетчиков, против которых варяги оказались бессильны. Пути отступления для византийцев были отрезаны – они могли сражаться только на том месте, где стояли. Некоторым из них все же удалось вырваться из окружения, и они нашли прибежище в близлежащей часовне. Но норманны подожгли церковь, и большинство находившихся там погибли в пламени.
Сам император сражался отважно, но цвет византийской армии был уничтожен в сражении при Манцикерте, и когда главнокомандующий обнаружил, что его предал семитысячный отряд турецких наемников в полном составе – одолженный ему сельджукским султаном, – то понял, что битва проиграна. Слабый от потери крови, испытывая мучительную боль от раны во лбу, император двинулся через горы в город Охрид, чтобы там организовать в единое целое немногие разрозненные отряды, что у него остались.
Каким-то образом Дураццо все же продержался до февраля 1082 г.; после этого Робер уже не встречал особого сопротивления. Он направился на восток, в македонскую провинцию Касторию – вероятно, к этому времени завоевание Константинополя Гвискар считал уже делом решенным.
Но жизнь рассудила по-другому. В апреле из Италии прибыли посланцы: поднялись с оружием Апулия, Калабрия и значительная часть Кампаньи. Наряду с этими сообщениями вестники привезли письмо от папы Григория VII. Враг папы Генрих IV, король римлян[73]
, стоял у ворот Рима, требуя коронации его как императора Запада. Сложившаяся ситуация настоятельно требовала возвращения герцога домой. Поручив руководство экспедицией Боэмунду, Робер на корабле направился через Адриатику в Италию.Все эти осложнения не были такими уж случайными, какими казались на первый взгляд. Племянника Робера Абеляра, лишенного герцогом собственности и впоследствии попросившего убежища в Константинополе, не понадобилось особо убеждать вернуться в Италию и при помощи немалого количества византийского золота поднять там восстание. Алексей Комнин также направил посольство ко двору Генриха IV, указывая ему на то, какими опасностями чревата ничем не обузданная политика Робера, и Генрих – получив 360 000 золотых монет и несколько бесценных предметов из имперской сокровищницы – немедленно заключил договор о союзе с Византией.
Алексей провел зиму в Фессалониках, собирая там войска. Армия Боэмунда между тем неуклонно наращивала свое присутствие и влияние в западных провинциях империи; кроме того, вскоре ожидалось прибытие самого Робера. К этому времени византийская казна уже сильно обеднела, и севастократору Исааку пришлось собрать синод в соборе Св. Софии, где он объявил о конфискации всех церковных сокровищ. Церковные иерархи, хотя и не скрывали своего неудовольствия, смирились с этим волевым решением.