Но в Константинополе еще оставались люди, не желавшие добровольно сдаваться латинянам. Некий молодой человек из фамилии Дуков и Феодор Ласкарис, зять императора Алексея III, ночью отправились в Святую Софию, где предложили клирикам выбрать из них царя. После короткого обсуждения епископы остановились на кандидатуре Феодора Ласкариса
, и патриарх Иоанн Каматир тут же венчал его императорским венцом. Сразу после этого новый Римский царь попытался собрать последних защитников столицы, но его ждало разочарование — деморализованные византийцы отказывались сражаться. Император обратился за помощью к царской гвардии — варягам, но и те потребовали громадную сумму денег за свои ратные услуги, которых, конечно, у Феодора Ласкариса просто не было в наличии[1023]. Поняв, что все кончено, император Феодор Ласкарис покинул Константинополь и отправился в Никею, надеясь там создать очаг сопротивления латинянам[1024].Беззащитность мирных жителей только раззадорила крестоносцев, этих «мужей крови»,
и с раннего утра они бросились грабить город. Каждый крестоносец захватил себе по произвольному выбору дом и делал с его обитателями и имуществом что хотел. Убийства беззащитного населения, насилие над женщинами, продажа в рабство детей, помноженные на пьянство и грабежи, стали в те дни обычными картинами[1025]. Когда константинопольцы увидели въехавшего в ворота столицы маркграфа Бонифация Монферратского, они бросились к нему с просьбой прекратить разбой. Но тот ответил, что обещал войску отдать Константинополь на разграбление на 3 дня и не намерен отменять своего приказа[1026].Открылось нестерпимое зрелище, настоящее скотство
: врываясь в храмы, латиняне сбрасывали наземь Святые Дары и разбивали иконы, с которых снимали украшения. Как сказал современник, «что претерпел в древности Христос, быв обнажен и поруган, то же самое Он претерпел и теперь». Драгоценности, хранящиеся в храмах, уже не помещались в руках, и тогда туда ввели лошаков (!), на которых грузили награбленное имущество. Некоторые животные, поскользнувшись, падали и ломали ноги на гладких полах православных храмов, и их закалывали тут же; кровь заливала церкви. Желая развлечься, крестоносцы посадили на сопрестолие храма Святой Софии продажную женщину. Им не уступало и западное духовенство, соблазнившееся легкой возможностью резко поправить финансовые дела своих аббатств[1027].Пьяные латиняне разили своими мечами не только животных, но и рядовых византийцев, даже не пытавшихся оказать им сопротивления. Как писал один крестоносец, непосредственный свидетель тех событий, «греков убивали направо и налево; убитых и раненых было столько, что не сосчитать»[1028]
.Начались массовые насилия в монастырях и в городе — латиняне не разбирались, кто перед ними: женщина, девица или монахиня. На улицах повсеместно был слышан женский плач и пьяный хохот крестоносцев. Другие латиняне хозяйственно отбирали из пленных византийцев рабов,
которых тут же связывали веревками. И это были христиане, воины Креста! «О, город, город, око всех городов, предмет рассказов во всем мире, зрелище превышемирное, кормитель церквей, вождь веры, путеводитель Православия, попечитель просвещения, вместилище всякого блага! И ты испил чашу гнева от руки Господней, и ты сделался жертвой огня. Кто спасет тебя? Кто утешит тебя? Кто сжалится над тобой?»[1029]Современник продолжал свое печальное описание: «Они (т.е. крестоносцы. — А.В.)
обшаривали груди женщин, надеясь найти там спрятанные украшения или золото, распускали волосы и срывали головные уборы, швыряя обездоленных и обкраденных на землю. Повсюду слышны были стоны, плач и причитания. Везде творилось бесчинство. Если на ком-то находили драгоценности, эти поборники зла готовы были надругаться над самой природой. Они убивали новорожденных и целомудренных, обнажали пожилых женщин, насиловали старух. Они пытали монахов, били их кулаками, истязали кнутами. Кровь лилась на священные Алтари и могилы, на которых вместо Агнца, принесшего Себя в жертву за весь мир, людей закалывали, словно овец, или обезглавливали, и злодеи истребляли невинных»[1030].Прекрасный город святого и равноапостольного Константина Великого пал и подвергся страшному, вандальному
разрушению. Пылали в огне пожаров дома и храмы, трупы валялись по улицам. А грабеж продолжался — все, что можно было забрать, стало добычей латинян. Крестоносцы никому не давали пощады, и из Константинополя тянулись редкие цепочки нищих византийцев в оборванных одеждах. На выходе их обыскивали латиняне, проверявшие, не осталось ли что-нибудь под рубищами? Если их взор находил молодую женщину, ее вырывали из толпы и на месте насиловали[1031].