История Византийских императоров. От Василия I Македонянина до Михаила VI Стратиотика

Эта практика имела для него немалые выгоды, поскольку Гуго Капет вовсе не собирался всерьез признавать себя вассалом императора. Едва став королем Западно-Франкского королевства, он поспешил венчать королевской короной своего сына Роберта II Благочестивого (996–1031). Юноша был красив, мужественен, отличался знанием наук и умением биться холодным оружием[693]. Просьба короля была удовлетворена его вассалами, но затем начались проблемы. Желая укрепить свою династию, Капет женил в 988 г. Роберта на Сусанне (до замужества носившей имя Розалии), дочери короля Италии Беренгара II (950–964). Но 30-летняя вдова графа Фландрии Арнульфа II (965–987), имевшая уже детей от первого брака, была слишком стара для 19-летнего мужчины (он даже именовал ее «итальянской старухой»), и тот недолго думая в 992 г. оформил развод, чтобы сочетаться узами брака с новой женой. Формальным поводом стало то, что королева так и не подарила своему супругу наследника престола.

Неожиданно для всех новой пассией Роберта стала графиня Анжуйская Берта, в которую он влюбился с первого взгляда во время совершения Таинства Крещения ее пятого ребенка. Дождавшись, когда его возлюбленная овдовела, он предложил ей свои руку и сердце и не был отвергнут.

Теперь эта тема неожиданно стала предметом политических баталий между королем Франции и императором. По требованию императора папа Григорий V (996–999), этнический немец, поставленный Оттоном III на Римский престол, признал новый брак короля недействительным; Роберт не подчинился Святому престолу, за что в 998 г. был отлучен от Церкви.

Дошло до того, что при содействии папы Сильвестра II, во всем разделявшего взгляды своего ученика, Оттон III созвал в 999 г. в Риме Собор, на котором вновь рассмотрел брачное дело Роберта II Благочестивого. Французу вменялось в вину то, что он находится с супругой Бертой Бургундской в кровнородственной связи, а потому обязан расторгнуть брак и в течение 7 лет нести заслуженную церковную епитимию[694]. Нюанс заключался в том, что Сильвестр II до своего понтификата именовался Гербертом Орильякским, был замечательным ученым, а Роберт являлся его учеником. Как, впрочем, и Оттон III. Завершая рассказ об этом удивительном монархе, скажем, что в конце концов он был вынужден расстаться и с Бертой, которая в силу неведомых причин также не смогла родить от него ребенка. Лишь брак с Констанцией, дочерью Арльского графа Гийома I (955–993), дал Капетингам четырех сыновей и дочь[695].

Как и его дед, Оттон III широко практиковал назначение на итальянские кафедры этнических немцев, а также активно поддерживал духовных лиц в их конфликтах со светскими князьями. Провозгласив эпоху возрождения Римской империи, Оттон III определил Италию своим постоянным местом проживания, изредка покидая ее для войны со славянами. В ходе одной их таких войн (999–1000 гг.) на обратном пути германец заехал в Польшу, которую относил к полунезависимым союзникам, наделил Польского короля Болеслава Храброго (992–1025) титулом патриция, подарил тому золотой обруч для предстоящей коронации и предоставил льготы по уплате дани. Аналогично вел себя Западный император и с Венгерским королем Иштваном I Святым (997–1038), которому в 1001 г., во время возвращения из очередного похода, подарил титул «король» и утвердил самостоятельное архиепископство для Венгрии в городе Гране. Заехав наконец-то в Германию, император повел себя в высшей степени оригинально: он приказал разрыть гробницу Карла Великого, снял с трупа золотой крест, золотые одежды и... надел на себя. Теперь Оттон III считал себя «настоящим» императором[696].

Вместе с тем при всей грандиозности и всесилии Оттон III не был любим на родине. Он проводил большую часть времени в Италии, был несколько непрактичен в государственных делах и явно выбивался своими «греческими» манерами из круга отечественной аристократии. Кроме того, его небезосновательно подозревали в слишком теплых отношениях с Константинополем, где, впрочем, Оттона тоже не баловали вниманием, как очевидного конкурента на титул Римского императора, который, конечно, для греков олицетворялся исключительно с личностью василевса Василия II. Наконец, Оттона III всерьез опасались в Риме, видя, как просто и без согласования с партиями Вечного города император поставлял и освобождал понтификов от Апостольской кафедры. Нигде не найдя поддержки в своих политических планах, германец возмечтал стать проповедником, чтобы обращать язычников в христианство, но потом передумал.