Ни один из этих кризисов не был случайным, как могло бы показаться. Племянника Роберта Абеляра, которого тот лишил права собственности и который позже искал прибежища в Константинополе, не пришлось долго уговаривать вернуться в Италию и при помощи большого количества византийского золота поднять восстание. Алексей Комнин тем временем отправил посольство к Генриху IV, чтобы указать на опасности неконтролируемого поведения герцога Апулии, и Генрих с радостью заключил с Византией союзный договор в обмен на 360 000 золотых монет и множество бесценных сокровищ.
Алексей провел зиму в Фессалониках, собирая войска. Боэмунд и его армия неуклонно распространяли свое влияние в западных провинциях империи; вероятно, вскоре должен был вернуться и сам Роберт. К этому времени уже ощущалась серьезная нехватка денег, и севастократор Исаак был вынужден собрать в храме Святой Софии синод, на котором объявил о конфискации всех церковных богатств. Церковные иерархи не скрывали своего недовольства, но им оставалось только подчиниться.
Боэмунд продолжал наступать еще год, пока под его контролем не оказались вся Македония и большая часть Фессалии. Алексею удалось переломить ситуацию только в 1083 году при Лариссе. Боэмунду пришлось снять осаду и отступить в Касторию. Нормандская армия упала духом; солдаты тосковали по дому, им давно не платили жалованье, и войско стало уменьшаться. Когда Боэмунд уплыл в Италию, чтобы собрать деньги, его главные заместители тут же сдались; венецианский флот вновь захватил Дураццо и Корфу, и к концу 1083 года подконтрольная нормандцам территория вновь уменьшилась до пары островов и короткой прибрежной полосы.
Однако по ту сторону Адриатики дела у Роберта Гвискара шли превосходно. К середине лета был уничтожен последний очаг сопротивления в Апулии. После этого Роберт занялся спасением папы Григория, который забаррикадировался в замке Святого Ангела, и 24 мая 1084 года разбил лагерь у стен Рима. Однако Генрих IV, сместивший Григория и коронованный марионеточным антипапой, его не дождался: за три дня до появления нормандцев у ворот города он уехал в Ломбардию. На рассвете 28 мая первая из ударных частей Роберта прорвалась через Фламиниевы ворота, и вскоре папа был освобожден из своей крепости и триумфально возвращен в Латеранский дворец. И лишь тогда случилась беда: весь город пал жертвой настоящей оргии грабежа и разрушения. Она продолжалась три дня, пока жители не потеряли терпение и не восстали против своих притеснителей; и тогда люди Гвискара подожгли город. Храмы на Капитолийском и Палатинском холмах были полностью разграблены; от церквей, дворцов и храмов остались одни стены. Между Колизеем и Латеранским дворцом практически не осталось уцелевших в пожаре зданий. Несколько недель спустя, осенью 1084 года, Роберт Гвискар вернулся в Грецию вместе с Боэмундом и новым флотом из 150 кораблей. Дела с самого начала пошли плохо: по дороге на Корфу на них напал венецианский флот и дважды за три дня задал хорошую трепку. После второго поражения Гвискара венецианцы послали в лагуну вестников с сообщением о победе, но они недооценили Роберта. Увидев, что пинасы[77]
исчезли за горизонтом, и поняв, что появился шанс застать врага врасплох, он собрал немногие оставшиеся корабли и бросил их в последнюю атаку. Расчет оказался верным. Анна Комнина сообщает о 13 000 погибших венецианцах и о 2500 взятых в плен. Корфу пал, и на зимние квартиры на материке отправилась уже значительно повеселевшая армия.Однако зимой появился новый враг: эпидемия (вероятно, тиф), которая не щадила никого. К весне 1085 года умерли 500 нормандских рыцарей, а большая часть армии утратила боеспособность. Сам Роберт сохранял бодрость и уверенность, но в середине лета, поплыв на захват Кефалонии, он почувствовал, что страшная болезнь настигла и его. Корабль бросил якорь в первом же безопасном месте – в заливе, который и сегодня называется Фискардо. Здесь Гвискар умер 17 июля 1085 года; его жена Сишельгаита была с ним рядом. Ему было 68 лет. За последние четыре года он видел, как при его приближении бегут императоры Востока и Запада; он своей рукой вернул на престол одного из величайших пап Средневековья. Если бы он прожил еще несколько месяцев, Алексей Комнин мог бы оказаться одним из краткосрочных византийских правителей, а может быть, и последним.