Первая мысль Фридриха - держаться оборонительного образа действий: пожертвовать Силезией, поскольку она не полностью прикрывалась прекрасно сооруженными крепостями, и стянуть главные силы своей армии в Саксонию, чтобы в зависимости от обстоятельств обрушиться на голову австрийцев или французов, когда и где бы они ни приблизились к нему. Итак, он предполагал предоставить, как и перед Гогенфридбергом, инициативу противникам. Но тут Винтерфельд предложил ему самому взять в свои руки инициативу, уже в апреле вторгуться в Богемию и разбить австрийцев раньше, чем успеют подойти французы. Король возражал. Ведь австрийцы, располагавшие приблизительно такими же силами, как и пруссаки, были, подобно последним, сосредоточены в четырех группах на границе Силезии и Саксонии. Трудно было бы для пруссаков в это время года, когда ничего ни для людей, ни для лошадей еще нельзя было найти на полях, тащить за собою обозы с необходимым продовольствием и фуражом. Если же натолкнуться на одну из австрийских армий, в особенности на ту, которой командовал Броун и которая была расквартирована против Рудных гор по нижнему течению Эгера, заняв укрепленную позицию, и король, подойдя к ней из-под Дрездена, оказался бы вынужденным отойти за недостатком продовольствия, то и все остальные колонны подверглись бы серьезной опасности и все предприятие потерпело бы неудачу. Поэтому Фридрих внес некоторые улучшения в план Винтерфельда в том смысле, что Шверин, оттеснив своего противника в сторону, должен был так продвигаться из Силезии (через Юнг-Бунцлау), чтобы угрожать корпусу Броуна с тыла, заставить его маневрированием покинуть свои крепкие позиции и расчистить, таким образом, дорогу королю.
При этом открывались также перспективы захвата австрийских магазинов; можно было глубже проникнуть в страну и еще найти случай нанести поражение той или другой австрийской армии.
План этот увенчался блестящим успехом, однако не так, как он был задуман. Шверин достиг Юнг-Бунцлау, и ему посчастливилось поспеть вовремя, чтобы воспрепятствовать уничтожению австрийских магазинов в этом городе. Без этого счастливого случая он попал бы в крайне затруднительное положение. Тем не менее, дальше продвинуться в указанном ему направлении, на Лейтмериц или на Мельник, он не мог, ибо австрийцы угрожали ему с другой стороны, а отказаться от захваченных в Юнг-Бунцлау магазинов он не мог153.
Таким образом, план короля оказался невыполненным, да к тому же и ненужным, так как Броун, застигнутый совершенно врасплох внезапным наступлением неприятеля, очистил крепкие позиции на Пашкове Поле и за Эгером и отступил к Праге.
Таким образом, четыре продвигавшиеся с разных сторон прусские колонны могли соединиться под Прагой, не подвергаясь поодиночке атаке соединенных сил австрийцев. Наоборот, из четырех групп австрийских войск под Прагой оказались в сборе только три, в то время как пруссакам удалось сосредоточить здесь все свои силы.
Здесь австрийцы решили далее не отступать, а принять сражение восточнее Праги; они были атакованы, разбиты и окружены в Праге (6 мая). Но ранее чем их удалось принудить к сдаче, подошла на выручку другая армия, отрезала пруссакам подвоз продовольствия из Силезии и тем принудила их принять в невозможных условиях сражение под Колином (18 июня), окончившееся поражением пруссаков.
Если мы обратим внимание на ту решительность, с которой Фридрих Великий стремится в эту кампанию к сражению, и на его конечную идею - путем окружения совершенно уничтожить неприятельскую армию, то мы испытываем искушение признать, что в эту кампанию король перешел на начала стратегии сокрушения. Но какой бы грандиозной ни представлялась эта концепция, все же при более внимательном рассмотрении мы убеждаемся, что таким пониманием мы не возвеличиваем короля, а принижаем его и погрешаем как против его величия как полководца, так и против истины.
Если бы Фридрих преследовал идею сокрушения, его бы справедливо можно было упрекнуть в том, что он обратился к ней лишь тогда, когда было уже слишком поздно. В первый год войны, возможно, он достиг бы на этом пути намеченной цели, так как австрийцы еще не успели подготовиться; в 1757 г., как то подтвердил и сам исход, превосходство сил у пруссаков было уже недостаточным.
Далее нам пришлось бы признать, что король вовсе не отдавал себе отчета в существе и размахе собственного плана. Незадолго до того как приступить к операциям, он делится им со своим союзником, английским королем, и с фельдмаршалом Левальдом (10 и 16 апреля), командовавшим в Восточной Пруссии, и при этом он ни словом не упоминает о решительном сражении, но говорит лишь о магазинах, которые он хочет захватить у австрийцев; через это он надеется их чуть ли не вытеснить из Богемии, или, как он пишет в других письмах, прогнать их за Бераун, т.е. немного южнее Праги. Все это ему рисуется налетом (Coup), который он надеется завершить до 10 мая, чтобы затем обратиться против французов либо против русских.