История военного искусства

 О той быстроте, с которой один залп следовал за другим, создались легендарные представления; так, например, генерал фон Бернгарди в труде "Современная война" (1912 г.) пишет, что прусская пехота в XVIII веке давала до 10 выстрелов в минуту. Но ведь это настолько очевидная невозможность, что невольно возникает предположение, что автор разумеет в данном случае не отдельные выстрелы солдата, а залпы плутонгов, т.е. не один и тот же взвод выпускал 10 выстрелов в минуту, а батальон давал 10 плутонговых залпов в одну минуту. Однако, по преданию, действительно считают, что каждый единичный солдат мог выстрелить если не десять раз в минуту, то - восемь раз. В действительности во время Семилетней войны максимум скорости, которой достигали при залпах боевыми патронами по команде, был 2-3 выстрела в минуту, а позднее, в обрез, - 4.

 Пехотное ружье било на незначительное расстояние, примерно на 300 шагов; на 400 шагов почти не было попаданий80.

 Наиболее трудную проблему представляло ведение огня при наступлении, что и в наше время, при рассыпном строе, остается также проблемой. Идеал заключался в том, чтобы при постоянном продвижении вперед попеременно останавливать плутонги и открывать ими огонь. Но это в серьезном деле было невыполнимо, ибо опыт показал, что раз воинская часть остановилась для того чтобы открыть огонь, ее трудно снова привести в движение, а в период между второй и третьей Силезскими войнами составилось представление, что лучше всего вести пехоту в атаку без выстрела и применять огонь лишь для преследования или для обороны. При этом подготовка атаки огнем выпадала на долю легких батальонных орудий, которые следовали за пехотой, перетаскиваемые самой прислугой. Так как действенность ружейного огня не распространялась далее 300 шагов, а регулярный огонь должен был открываться лишь с 200 шагов, у австрийцев даже только в 100 шагах81, то невольно напрашивается вопрос, раз уже подошли на такое близкое расстояние, не лучше ли сразу броситься в атаку, вместо того чтобы, открывая огонь, остановиться и образовать удобную мишень для неприятельского огня. Маршал Саксонский в своих "Мечтаниях" ("RRveries"), вдохновивших Фридриха при написании им поэмы о военном искусстве, предлагал атаковать без стрельбы. Принц Мориц фон Дессау мечтал (1748 г.) о том, чтобы хоть раз в жизни получить приказ его королевского величества "атаковать неприятеля, не заряжая ружей". Действительно, в начале Семилетней войны Фридрих отдал приказ атаковать без выстрела, а в исследовании Военно-исторического отделения Большого Генерального штаба, и еще резче в "Mili^r-Wochenblatt" (1900 г., No 40, столбец 1004), высказано было мнение, что этим произведен был самый коренной и притом гибельный переворот в боевых приемах немецкой пехоты, какой она когда-либо переживала; то было роковой ошибкой короля. Страшные дни под Прагой и при Колине засвидетельствовали это неопровержимым образом. Однако другой референт в том же журнале (No 94, столбец 2131) справедливо возражал82, что ведь король, запрещая открывать огонь, вероятно, действовал с большим запросом, чтобы получить хотя бы что-нибудь; он хотел, по возможности, ограничить огонь, но имел в виду, что если иначе нельзя, то войска все равно будут стрелять. Уже под Лейтеном атака вновь велась со стрельбой, а в декабре 1758 г. король категорически отвергнул атаку без огневой подготовки. Следовательно, запрещение открывать огонь не являлось ниспровергающим основы изменением тактики, а скорее - экспериментированием над задачей, для которой не существовало ясного, рационального решения.

 К этому можно добавить, что, согласно заслуживающему внимания преданию83, несмотря на ураганный огонь пруссаков, потери, которые они наносили им противнику, были не больше тех, которые сами они несли от неприятельского огня.

 1лавные выгоды, полученные прусской армией из упражнений в стрельбе, имели такой же косвенный характер, как и выгоды от муштровки и строевых учений, и заключались в дисциплинированности, в привычке к строю и в сплоченности тактических единиц.