История военной контрразведки. СМЕРШ Империй

В официальных документах Николая (не в дневниках; дневники с перечислением количества убитых за день ворон и переколотых дров — не в счет; выведение букв в тетрадях — для ежедневной тренировки пальцев руки, чтобы не дрожало в них перо державное, предназначенное для высочайших РЕЗОЛЮЦИЙ) никогда не было ничего и отдаленно похожего на выхолащивание смысловой энергии СЛОВА САМОДЕРЖЦА; слова, призванного быть запечатленным на века для потомков и исследователей монументальной трехвековой романовской монархии.

Безусловно, высочайший рескрипт несет скрытую от непосвященного смысловую энергию прощального слова императора и императрицы своему верному военному министру, решительно спасшему престол для его семьи в малоизвестный период смертельной болезни царя в Крыму в 1900 году. Тогда из всего царского окружения НЕ ДРОГНУЛ только А.Н. Куропаткин.

Фиаско в Маньчжурии

Начало войны не было ни для самой России, ни для самодержца, ни для полуцарственного (хоть и морганатических, но все же голубых кровей) наместника Его Императорского Величества на Дальнем Востоке, ни для военного министра ЕВРОАЗИАТСКОЙ империи абсолютно неожиданным, тем более — внезапным или вероломным: военная и военно-морская разведка, несмотря на трудность добывания информации в условиях традиционного японского тотального внутреннего контршпионажа, сработали мастерски и НА УПРЕЖДЕНИЕ задолго до катастрофического января 1904 года.

Положительно сказались проведенные в характерном для российской военно-бюрократической машины «пожарном порядке» качественные кадровые перестановки в разведывательной сфере.

Военным агентом (атташе) в Японии с апреля 1900 года был, казалось бы, опытный разведчик — Глеб Максимилианович Ванновский. За его плечами — Пажеский корпус, Николаевская академия Генерального штаба, служба в войсках, преподавательская работа в военном училище, наконец, четырехлетняя непревзойденная разведывательно-аналитическая ШКОЛА службы в Военно-ученом комитете Главного штаба.

Опыт опытом, и принадлежность к военной генштабовской элите — отнюдь не недостаток, а достоинство, но вот исполнительностью и настойчивостью в добывании разведывательной информации «в поле» однофамилец бывшего военного министра явно не страдал, предпочитая обязательной для разведки конкретике и отточенной аналитике, базирующейся на совокупности бесспорных фактов, некие общие, пространные, напоминающие больше философские, рассуждения. Показателен один из докладов Ванновского, где он созерцательно умствовал:

«…Японская армия далеко еще не вышла из состояния внутреннего неустройства, которое неизбежно должна переживать всякая армия, основанная на совершенно чуждых ее народной культуре основаниях, усвоенных с чисто японской слепой аккуратностью и почти исключительно по форме, а отнюдь не по существу, как, впрочем, это замечается и во всех прочих отраслях современной японской жизни. Вот почему если, с одной стороны, японская армия уже давно не азиатская орда, а аккуратно, педантично организованное по европейскому шаблону более или менее хорошо вооруженное войско, то с другой — это вовсе не настоящая европейская армия, создавшаяся исторически, согласно выработанным собственной культурой принципам. Пройдут десятки, может быть, сотни лет, пока японская армия усвоит себе нравственные основания, на которых зиждется устройство всякого европейского войска, и ей станет по плечу тягаться на равных основаниях хотя бы с одной из самых слабых европейских держав».

Странно, но сей, с позволения сказать, «доклад» военного агента в стране, готовящейся к открытому военному столкновению с Россией, положительно оценен военным министром Куропаткиным, поставившим резолюцию: «Читал. Увлечений наших бывших военных агентов японской армией уже нет. Взгляд трезвый».