История военной контрразведки. СМЕРШ Империй

Справедливости и объективности ради заметим, что неудачливый разведчик Г.М. Ванновский после откомандирования из Японии блистательно раскрылся как умелый командир конных частей и соединений, занимая последовательно должности командира драгунского полка, бригады, кавалерийской дивизии. С началом мировой войны в 1914 году он возглавил Донскую казачью дивизию, завоевал славу храброго кавалериста, стал одним из первых высших офицеров, награжденных в войну орденом Святого Георгия 4-й степени, в 1915 году получил звание генерал-лейтенанта, войну закончил командармом. Разведывательная миссия в Японии вряд ли оставила у него приятные воспоминания, хотя вина в этом не столько самого Ванновского, сколько его начальников-лоббистов, ошибочно доверивших безусловно достойному строевому офицеру ответственнейший участок напряженной работы по добыванию и анализу информации, для чего он оказался совершенно непригоден.

Лишнее доказательство тому, что разведка и лихая кавалерия — призвание и вид деятельности, несомненно, нужные и почетные, требующие незаурядных способностей, заслуживающие уважения, возможно, и преклонения, но совершенно разные прежде всего по соотношению и соразмерности сторон в классическом наполеоновском квадрате, а именно гармоничном сочетании УМА и ВОЛИ офицера.

Не дремала и российская военно-морская разведка.

Капитан второго ранга Александр Иванович Русин, находившийся в должности военно-морского агента в Японии с 1899 года, вычислил мобилизационные возможности страны пребывания и доложил в Петербург практически точные и соответствующие реалиям данные — 633 415 человек. Мало того, в марте 1903 года Русин представил в Главный морской штаб данные о военном плане Японии против России, где указал основные пункты стратегического замысла японского командования:

«1) занять Корею;

2) не дать России окончательно утвердиться в Маньчжурии;

3) попытаться сделать демонстративную высадку близ Приамурской области;

4) такую же высадку осуществить на Квантуне;

5) при удаче этих двух операций попытаться овладеть вышеуказанными областями».

Уйдя из военно-морской разведки с началом войны, Александр Иванович Русин сделал впечатляющую командную и штабную карьеру на флоте, достигнув к 1915 году должности начальника Морского Генерального штаба и звания полного адмирала.

Разумеется, все перечисленное назвать абсолютным триумфом российской разведки сложно. Тем не менее то, что армия и флот благодаря разведке вступили в войну не слепыми, а война не стала для военно-политического руководства Российской империи полной неожиданностью, — факт непреложный.

Хотел Куропаткин войны или нет?

Не хотел на словах, но хотел в глубине души? В дневниках его не просматривается и, очевидно, не могло быть той искренности и откровенности, той определенности, которые могли бы способствовать формированию объективного мнения по столь любопытному и важному вопросу.

С одной стороны, для высшего генералитета любая удачная война — это феерический виток славы, новые ордена, освободившиеся вакансии, очередные звания и очень большие деньги.

Война — предназначение и естественное состояние армии; войной грезили не только восторженные мальчишки-кадеты и безусые юнкера, но и бывалое, закаленное офицерство. Тем более война с противником, от переоценки которого Куропаткин был весьма далек.

В конце концов, Куропаткин официально по собственному желанию убыл на фронт; мог ли он, искушенный в придворных интригах генерал-адъютант, сознательно поставить себя в заведомо проигрышное с точки зрения полководческой репутации и дальнейшей военной карьеры положение?

С другой стороны, не страдающий симпатиями к Алексею Николаевичу министр финансов Витте в своих воспоминаниях рассказывает, как Куропаткин упрекал министра внутренних дел Плеве в том, что «он был одним из министров, который эту войну желал и примкнул к банде политических аферистов». Плеве ответил: «Алексей Николаевич, вы внутреннего положения России не знаете. Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война».