Если олигархической интриге дать подобающую оценку, то положение вещей становится достаточно понятным. В то время как Демосфен, командующий в Пилосе, считал завоевание Сфактерии возможным, Никий и его клика преувеличивали трудности предприятия, не столько из природной трусости, хотя Никий и не был героем, сколько из предательских соображений, чтобы не сделать перевес Афин над возлюбленной Спартой слишком большим. Этому противился Клеон, и вот «благоразумные» люди, так как Клеон не был полководцем и не имел на это даже никаких претензий, пришли к той коварной мысли, которую им приписывает Фукидид. Поэтому Фукидид может рассматриваться как их единомышленник. Наоборот, все, что он хочет прочитать в душе Клеона и афинской демократии, — не что иное, как злостная болтовня. Клеон действовал столь же правильно, как и умно, противясь предательским махинациям олигархии, афинская же демократия делала то, чего требовали интересы Афин, послав своего уполномоченного с необходимым подкреплением и полной властью к своему искуснейшему полководцу, который был достаточно способен и решителен, чтобы завоевать остров Сфактерию.
После такого большого успеха афиняне были менее чем когда-либо склонны выслушивать мирные предложения спартанцев. Наоборот, они бросились со всеми силами на Мегару и Беотию, но имели лишь половинный успех в Мегаре и почти полную неудачу в Беотии, проиграв битву при Делионе. Особенно тяжелым ударом для них было победоносное продвижение в их фракийских владениях спартанского полководца Бразида; они потеряли здесь город Амфиполь благодаря небрежности Фукидида; последний владел большими горными копями на фракийском берегу, для защиты которых ему было предоставлено командование над афинским флотом. Он искупил свою вину 20-летним изгнанием из родного города, причем, по сообщению не его самого, а другого историка, это произошло по предложению Клеона, что, конечно, увеличило его ненависть к последнему. Война во Фракии не прекратилась во время заключенного в 423 г. в Афинах под влиянием олигархической партии перемирия, являвшегося предвестником всеобщего мира.
Клеон возражал против этого мира, по мнению Фукидида, из недостойных побуждений, фактически же опять-таки вполне в духе перикловского военного плана. Перикл хотел, чтобы Афины железной рукой удерживали свое морское могущество, и Клеон требовал как раз в том же духе, чтобы господство Афин во Фракии во что бы то ни стало было восстановлено прежде, чем начались приготовления к миру. Возражение, сделанное также Дельбрюком, что вследствие мира Афины могут получить Амфиполь и другие свои фракийские владения, совпадает с этим по двоякой причине. Прежде всего Клеон совершенно не доверял спартанцам и их друзьям олигархам в Афинах; насколько он был в этом прав — показывает то, что, когда после его смерти был действительно заключен мир, Спарта не сдержала своего обязательства вернуть Амфиполь. Во-вторых, для сохранения и укрепления афинского морского владычества имел большое значение вопрос, смогут ли Афины собственными силами вернуть под свою власть отложившихся союзников или же приобретут их по милости спартанцев.
Ввиду того что Никий и олигархическая партия вели войну во Фракии очень медленным темпом, Клеон был и на этот раз вынужден заставить последовать своему совету. «Он принудил афинян, — пишет Фукидид, — послать его с флотом к фракийскому берегу, для чего он получил 1200 гоплитов, 300 всадников и значительное количество союзных войск». Хотя Клеон и не был полководцем, он начал поход счастливо, покорил несколько отложившихся городов и расположился лагерем перед Амфиполем с вполне понятным намерением подождать вспомогательных македонских войск, прежде чем начать решительное нападение на Бразида.