Показав лучшие свои стороны, историк Дельбрюк немедленно раскрывает себя и с наихудшей стороны. Он не хочет признавать внутреннего разложения Римской мировой империи — ни хозяйственного, ни духовно-морального ее упадка; по его мнению, она оставалась полной расцвета сил и славы до III столетия, пока случайный естественный процесс — оскудение запасов благородного металла — не вызвал денежного кризиса, который в первую очередь привел в расстройство войско и тем самым открыл границы беззащитной империи для натиска германских народов.
При этом Дельбрюк указывает, что германское войско не могло достигать сотен тысяч, как исчислили его римские писатели. Хозяйственные отношения германцев были во времена переселения народов в сущности такими же, как и в дни Арминия: у германцев все еще не было городов; как и раньше, они были лишь слабо связаны с землей, занимаясь преимущественно охотой и скотоводством и лишь в незначительной степени земледелием. Так как количество средств потребления очень мало увеличивалось, то и масса населения не могла значительно возрасти.
Все это правильно, и вряд ли можно возразить что-нибудь, когда Дельбрюк делает вывод, что при определении численности каждого из странствовавших народных войск следует исходить из цифры не свыше 15 000 воинов.
Народонаселение Римской империи в середине третьего столетия Дельбрюк исчисляет, наоборот, самое меньшее в 90 000 000 чел., но «оно вполне может быть принято и за 150 000 000». Теперь он спрашивает: «Мыслимо ли, чтобы такая масса населения уступила напору орд варваров, из которых каждая достигала не более 5000 — 15 000 чел.? Я думаю, что если это действительно так было, то в истории не существует более важного происшествия. Поражение римского народа пытались объяснить падением его численности. Но это не так. Римская империя была полна людей и сильных рук, когда она все же пала под ударами совсем небольших варварских орд. Мировая история получает с этого момента освещение как относительно прошлого, так и будущего времени. Откуда же исходит этот свет? От неизмеримо большого превосходства регулярного войска над народным ополчением». Здесь поклонник немецкого милитаризма совсем ослепил историка, и этот аргумент звучит особенно странно в сочинении, начавшемся с описания блестящих побед греческого гражданского ополчения над персидским профессиональным войском.
В изложении истории военного искусства средних веков Дельбрюк снова становится на правильный путь, но мы не можем проследить здесь даже в общих чертах, как произошел описываемый им полный переворот в военном искусстве. Как военное сословие, германцы осели в провинциях Римской империи, охватив ее тонким слоем, одев ее, если можно так выразиться, при чудовищном ее разложении, как бы новой кожей и создав, таким образом, новое римско-германское государство. В вассалитете, связанном с земельными наделами в ленной системе, они нашли, прежде всего во франкском государстве, форму для сохранения пригодного военного сословия. Воины были по преимуществу всадниками и приносили с собой необходимое продовольствие; вооружение каждого отдельного воина представляло собой большую тяжесть; по старофранкскому обычаю оно оценивалось (шлем, панцирь, меч, копье, боевой конь) стоимостью 45 коров или 15 кобылиц, т. е. стоимостью крупного скота целой деревни. К этому прибавлялось продовольствие, повозка с упряжкой или вьючное животное для перевозки продовольствия и слуга к этому животному.
Переход от старого народного ополчения с королем как предводителем народа во главе к ополчению из вассалов и их подвассалов с королем как верховным ленным владельцем происходил медленно, но безостановочно.
При Карле Великом народное ополчение существовало еще по государственному праву и по форме, но не фактически; «крестьянские войска» Карла относятся к области басен; он никогда не выводил в поле крестьянских массовых войск, а выводил лишь небольшую квалифицированную армию. При его внуках народное ополчение окончательно отжило; военное дело стало целиком покоиться на вассалитете; лишь в ландштурме — в ополчении для защиты от вражеских нашествий — продолжала жить старая всеобщая воинская повинность.