Хотя расстройство неприятеля было столь значительно, что при малейшем преследовании или ночном нападении он мог бы быть окончательно рассеян, но князь Цицианов не предпринимал ни того ни другого, за неимением кавалерии. Главнокомандующий полагал, что с пехотою нельзя было преследовать, с чем нельзя согласиться, тем более что, по его собственным словам, неприятель был так расстроен, «что он по одному слуху, что русские идут, на третий день, поспешно снявшись, ушел за четыре часа (мили) оттоль». Потеря наша состояла из 4 офицеров и 58 нижних чинов убитыми, 7 без вести пропавшими и 9 офицеров, 108 нижних чинов ранеными. Неприятель потерял 1000 человек оставленными на месте, в том числе, по показанию пленных, 3 хана и 250 чиновников, не считая увезенных и раненых. Вылазка из города оставила на месте 500 человек. Пленных было взято очень мало, потому что князь Цицианов, не имея избытка в запасах провианта, не приказал брать в плен.
Свидетельствуя о заслугах всего отряда и представляя список удостоенных наград, князь Цицианов особенно ходатайствовал за майора Нольде, которому просил пожаловать орден Св. Георгия 4-го класса, полковнику Цеханскому шпагу с золотым эфесом с надписью дня и года победы и, наконец, подполковнику Симоновичу следующий чин.
«Повышением его в чине, – доносил князь Цицианов[422]
, – служба вашего императорского величества выигрывает, потому что с военными талантами и знанием офицер, каков он, чем скорее выйдет в высшие чины, тем безопаснее ему поручить будет начальство большой части войска, к славе оружия. Усердие мое к службе вашего императорского величества налагает на меня обязанность во всей всеподданнейшей откровенности и со стеснением сердца донесть, что никогда чиновников, не знающих своего дела, так много не было, как ныне, и не от какой иной причины, как оттого, что они, проходя чины на крыльях ветра, по старшинству, а не знанию, не имеют времени приобрести военное искусство практикою, не имея понятия о теории. При таковых-то генералах и штаб-офицерах начальствующий генерал в военное время ежедневно подвергает себя посрамлению, критике, суду и обязан бывает для оного оставить службу».Император Александр пожаловал всем просимые награды и в том числе самому князю Цицианову назначил орден Св. Владимира I степени.
После поражения под Эриванью персидские войска разделились на две части: одна, под начальством самого Баба-хана, пошла на деревню Канакири, находившуюся в левой стороне от крепости и в одной мили от нее, а другая осталась, под начальством сына Баба-хана, в лагере при Гарнигае. Нельзя было не воспользоваться этим бесцельным разделением персидских сил. Как только князь Цицианов узнал об этом, он тотчас же решился сделать ночное нападение на неприятельский лагерь, и притом не употреблять при этом значительных сил. Но если Бабахай сделал ошибку разделением своих сил и давал средства для атаки его по частям, то князь Цицианов сделал еще большую ошибку тем, что назначил для исполнения этого предприятия отряд только из 900 человек при 6 орудиях[423]
. Поручив команду шефу Нарвского драгунского полка, генерал-майору Портнягину, главнокомандующий отправил его к персидскому лагерю ночью 24 июля.Как тихо ни шли наши солдаты, но были замечены неприятелем ранее, чем успели подойти к самому лагерю. Люди хойского хана, бывшего при генерал-майоре Портнягине, заметив неприятельский пикет, не дали никому о том знать, и, бросившись на него, открыли огонь. К рассвету отряд хотя и продолжал движение, но на пути своем был несколько раз останавливаем персидскою конницею, выезжавшею с разных сторон на дорогу, по которой двигался отряд. Отражая охотниками и фланкерами неприятеля, Портнягин наткнулся на три толпы персиян, бывших под начальством самого Аббас-Мирзы. Каре наше остановилось. Аббас-Мирза, не вступая в бой, стоял в отдалении около двух верст от каре.