Первая колонна, то есть генерал-майора Портнягина, не имела сначала такого успеха. Сделанная в земляной стене накануне штурма брешь указала неприятелю место главной атаки, а потому Джевад-хан сосредоточил все свои силы против этого пункта и заставил Портнягина оставить путь чрез брешь, а штурмовать крепость также при помощи лестниц, два раза приставляемых к земляному валу. Генерал-майор Портнягин первый взлез на стену, а за ним последовал весь отряд и овладел тремя башнями.
«Титло храброго, – доносил князь Цицианов, – не я даю генерал-майору Портнягину, а солдаты, им предводимые, единогласно в войске возглашали после штурма».
Овладев всеми башнями, войскам пришлось спускаться в город по каменной стене высотою в четыре сажени. Шести въездов на башни недоставало «нетерпеливости победоносного войска», которое, несмотря на то что снизу производился сильный ружейный огонь, перетаскивало с наружной стороны стены 14-аршинные лестницы и спускалось в город.
В городе между тем смятение было ужасное. Толпы татар, пеших и конных, в беспорядке толкались по улицам, ища ханского бунчука, «воинственного их маяка». Жены собрались на площадь и своим криком оглашали воздух. Солдаты очищали город от неприятеля. К полудню было уже все тихо. Все улицы были покрыты мертвыми телами. «Солдаты с лошадей снимали золотые уборы…»[194]
.Таким образом, Ганжинская крепость, почитавшаяся лучшею во всем Адербейджане, не устояла против русских войск и пала перед ними полтора часа спустя после начала штурма. Джевад-хан и его средний сын Гусейн-Кули-ага пали жертвою своего упорства. Но, к чести наших солдат, ни одна из 8600 женщин, взятых ханом в город из деревень, в залог верности их мужей, и ни один младенец не погибли. «Человеколюбие и повиновение моему приказанию, – писал князь Цицианов[195]
, – доселе при штурмах неслыханное».«Женщины и младенцы, ждавшие необходимой при штурмах смерти, обезоружили неукротимых, так сказать, львов, а вера, к довершению сего, погасила в них лютость, когда защищающиеся, видя их уже сошедшими в город, кинули ружья и даже самые татары начали креститься. Только в одном месте города пролилась кровь рекою. До 500 человек татар засели в мечеть, с тем, может быть, чтоб сдаться победителям, но один армянин сказал нашим солдатам, что между ними есть несколько человек дагестанских лезгин. Одно название лезгин было сигналом смерти всех бывших в мечети».
Два сына ханских, старший и младший, при самом начале штурма, перелезли чрез стену и, опустясь по веревке, скрылись. Такая оплошность с нашей стороны произошла от малочисленности в отряде кавалерии. Татарской же конницы хотя и было достаточно, «но она, – писал князь Цицианов, – ни к какой верной службе, кроме грабежа, не способна».
Сыновья Джевад-хана пробрались, как впоследствии оказалось, к Ибрагим-хану Шушинскому (Карабагскому), от которого князь Цицианов и требовал их.
Ганжа держала всегда в страхе весь Адербейджан, и крепость ее считалась между азиятцами оплотом от всяких на них покушений. Ганжа была стратегическим ключом всех северных провинций Персии. Вот почему князь Цицианов считал приобретение ее столь важным.
«Местное положение Ганжинской крепости, – писал он, – повелевает всем Адербейджаном.
Вот почему сие завоевание первой важности для России. Что касается до меня, то я еще не пришел в себя от трудов, ужасной картины кровопролитного боя, радости и славы. Счастливый штурм есть доказательство морального превосходства русских над персиянами и того духа уверенности в победе, который питать и воспламенять в солдатах считаю первою моею целью» [196]
.Потеря неприятеля состояла в 1500 человек убитыми[197]
и взятыми в плен 8585 мужчин и 8639 женщин. Ганжинская крепость в добычу нам доставила: 9 медных и 3 чугунных орудия, 6 фальконетов и 8 знамен с надписями[198], 55 пудов пороху и большой хлебный запас.С нашей стороны убито: 3 офицера и 35 человек нижних чинов; ранено: 12 штаб– и обер-офицеров и 192 человека нижних чинов.
В числе пленных, взятых при штурме Ганжи, приведено было к князю Цицианову ханское семейство в весьма жалком виде, что и вынудило выдать им тотчас из экстраординарной суммы 900 руб., отвести им дом на форштате и купить у штурмовавших на счет грузинской экстраординарной суммы: ковров, одеял и прочих вещей. Не ограничиваясь этим, князь Цицианов приказал выдать ханскому семейству из хлебного запаса 30 четвертей пшеницы и по 20 четвертей как Сорочинского пшена, так и проса.
Первая ханская жена Бегум, родная сестра нухинского (текинского) Мамед-хана, просила князя Цицианова, чтобы ее с дочерью отпустили к брату, который просил о том же. Говоря, что никогда не оказывал с своей стороны ни вражды, ни сопротивления русскому правительству, Мамед-Хасан-хан просил сделать одолжение и в знак дружбы отпустить к нему семейство убитого хана, оставшееся без всякого призрения и помощи[199]
.