История войны и владычества русских на Кавказе. Георгиевский трактат и последующее присоединение Грузии. Том 3

Призывая их к совместным действиям против общего врага, Сулейман просил вспомнить, что «всяк, кто в ревности своей ищет истреблять врагов, угоден Богу, а кто поразит единого из неверных, тот обрящет отпущение всех грехов, и вечный рай будет ему воздаянием»[42].

«Со слезами молим вас, – писал паша в другом письме[43], – помогите нам, защитите нас. Примите меры опровергнуть неверных от пределов наших».

Сулейман просил лезгин прислать к нему до 3000 человек, обещая обеспечить их продовольствием и давать такое жалованье, какое сами назначат. Большинство лезгинских владык, не желая стеснять себя никакими обязательствами, отвечали уклончиво. Они говорили, что с русскими и грузинами согласны никогда не будут и что готовы служить султану, как своему единоверному государю, но только тогда, когда получат от него фактическую помощь. Видя, что переговоры с дагестанцами не приводят к желаемым результатам, и не надеясь на поддержку лезгин, Сулейман старался привлечь на свою сторону азербайджанских ханов. Он предлагал им воссоединиться, и тогда, говорил он, мы будем сильны, чтобы рассеять бурю, собирающуюся нас сокрушить.

«Проклятые русские, – писал Сулейман Ибраим-хану Шушинскому (Карабахскому)[44], – проложили путь через Кавказ, и дорога, ими сделанная, дозволяет везти не только нужные вещи, но и артиллерию и все, что к продовольствию потребно. Их войска вступают исподоволь в Грузию, и в исходе лета все они соберутся с тем, чтобы впасть в Персию и в пределы оттоманские и поглотить нас, как быстрый летний поток поглощает все, где протечет».

Ахалцихский паша советовал Ибраиму оглянуться на свое положение, принять меры против неожиданного бедствия и стараться потушить огонь, по словам паши, готовящийся их пожрать.

Отправляя письмо шушинскому хану, Сулейман знал, куда следует направить удар. Ибраим-хан был самым заинтересованным в этом деле из всех. Большая часть его подданных были армяне, исповедовавшие христианскую религию, ненавидевшие хана и склонявшиеся в сторону России.

Подпав под власть ханов Шушинского (Карабахского) и Карадагского, армяне находились в крайнем порабощении и помимо личных оскорблений часто лишались материального благосостояния и даже жизни. Каждый армянин вынужден был тщательно скрывать свое имущество: если хан узнавал о нем, или отбирал силой, или умерщвлял армянина, чтобы завладеть его богатством. Так, в 1781 году Ибраим лишил жизни дизахского мелика Исая и завладел его сокровищами, а через несколько месяцев поступил точно так же и с его наследником.

Устрашенные этим, остальные мелики заперлись в крепких местах и решили сопротивляться хану. Они искали защиты у Ираклия II, как союзника Ибраима и единственного сильного владыки в Закавказье. Не получив от него помощи, армяне отправили тайно своих депутатов в Россию, поручив умолять императрицу об освобождении их от несносного ига.

Представители армян были приняты в Петербурге с большим сочувствием и полною готовностью протянуть руку помощи угнетенному народу. Прошлый опыт подсказывал, однако же, нашему правительству, что одной перепиской с правителями невозможно избавить армян от бесчисленных притеснений, которым они подвергались, и что для их освобождения необходимо удалить мусульманских правителей и воссоединить все христианское население Закавказья. Такое воссоединение было возможно только при единодушии, достаточной доле мужества, энергии и самопожертвовании со стороны туземного населения. Насколько то и другое имело место среди армян, в Петербурге судить было трудно, и потому князь Потемкин, отправляя на линию своего брата, П.С. Потемкина, поручил ему ближе познакомиться с армянами, с их политическими настроениями, характером и материальными средствами.

Воспользовавшись постоянными контактами, которые находившийся в России армянский архиепископ Иосиф Аргутинский-Долгорукий поддерживал со своими соотечественниками, П.С. Потемкин обратился к нему, как к человеку, лучше других знакомому с положением дел и характером народа. Задавая Иосифу ряд вопросов, командовавший войсками на Моздокской линии писал ему, что желание получить ответы вызывается не простым любопытством, а политическими соображениями относительно той земли, «которая древностью столь знаменита и которая ныне представляет жалостное позорище, напоминающее человечеству тщетность вещей»[45].

«Земля великой Армении, – спрашивал П.С. Потемкин, – впад в руки нечистых по закону турок и персиян, чрез толико долговременную неволю сохраняет ли силу духа, нужную для свободной души? Порабощения и разные притеснения не истребили ли благородных в сердцах чувствований? Сила разума, закон и крепость веры толико ль действуют, чтобы внутреннее сердец расположение клонилось свергнуть иго, их угнетающее?»