Два соперника или танцора, положив руки на кинжалы и закрыв голову башлыком, отмеривали между собой двенадцать шагов расстояния. Под такт протяжной песни зрителей танцующие, притоптывая и приседая, сходились между собою. Едва только оставался между ними один шаг расстояния, как песня зрителей ускорялась, и борцы, притопнув, с гиком делали три крутых поворота, стремительно обнажив кинжалы. Здесь удар мог быть нанесен только в шею или спину; а так как плясуны делали повороты в одно и то же мгновение, часто с одинаковым искусством владея оружием, то первая половина джигитки кончалась или ничем, или легкой царапиной. Затем зрители очищали арену, чертили на земле большой круг, в который вводили, с завязанными глазами, плясунов, вооруженных винтовками, а сами, под мерный напев той же песни, ложились за камни. В этом случае иногда случались чрезвычайно забавные сцены. Противники, обязанные бить ногами такт песни, преследовали друг друга, стараясь по топоту и шороху угадать место другого. Иногда они сталкивались и, при громком смехе зрителей, падали. Тогда каждый из них спешил подняться и уйти, чтобы не попасть под дуло винтовки, и снова попадал под ноги противника. «Но бывают и такие случаи, которые кончаются для обоих плясунов последним пируэтом смерти. Бывали примеры, что пляшущие в одно и то же мгновение сходились, уставив друг в друга в упор винтовки, и падали, обагренные кровью».
В этой пляске высказалась вся дикая удаль абазинского племени – и редкий праздник обходился без резни. Из других забав и народных игр можно упомянуть о карточной игре, значительно распространенной между абазинами, и
Абазины не имели своей песни, несмотря на то что по природе принадлежат к страстным любителям пения; песни в Абазии все кабардинские. Жители собственно Абхазии не имеют ни характерных игр, ни разнообразных танцев. Танец их однообразен, дик и наводит уныние; в нем нет ни ловкости, ни грации: попрыгав немного, танцующий становится на носки – вот и все видоизменение движений. Хлопанье в ладоши заменяет туземцу музыку и сопровождается иногда грустным и диким гиканьем.
Народные песни и напевы абхазцев также не разнообразны, а, напротив того, бедны и однообразны. Они обыкновенно состоят в импровизированном прославлении удальства, набегов и морских разбоев их предков, в воспевании храбрости и могущества кого-либо из живущих соотечественников. За импровизацией оратора другие припевают однотонным голосом: «
В то время, когда танцы в полном разгаре, импровизатору стоило только ударить по струнам своего инструмента, как, с последним звуком его струны, смолкали смех и говор, прекращались танцы и водворялась тишина. Бросив торжественный взгляд на присутствующих, импровизатор начинал свой рассказ о геройских подвигах одного из предков хозяина. Не щадя своего красноречия, он рассыпал похвалы и преувеличивал славу воспеваемого.
«Если кто-нибудь из слушателей, – говорит Савинов, – в минуту его импровизации швырнет абаз в шапку барда – бард, не изменяя плана своей повести, сумеет вклеить туда подвиги и щедрого или его отца и прадедов. Случается так, что собеседники, желая потешить свое самолюбие, наперебой спешат осеребрить кабардинку импровизатора, и импровизация превращается тогда в целую историю Абазии…»
Кроме импровизации, погливаны странствуют иногда целыми труппами и потешают народ комедиями, содержание которых основано на каком-нибудь историческом событии.
В день празднования православными христианами Св. Пасхи все абхазцы, без различия вероисповедания и сословий, имеют один общий праздник –
Приготовляясь к празднику, красят яйца, а в самый день его каждый хозяин режет скотину и приготовленною пищею как бы разговляется.
На второй день туземцы совершают поминки и вместе с тем приносят друг другу поздравления, с пожеланием провести счастливо наступающее время.