Через три дня явился к Ртищеву бежавший из свиты Александра имеретинский дворянин Семен Мачавариани и представил ему рапорт Карганова. Последний доносил, что он находится под строгим арестом у анцухских лезгин за то будто бы, что писал правителю канцелярии главнокомандующего Могилевскому о нечистосердечии, коварстве и намерении царевича пробраться в Персию тайными путями. По словам Карганова, письмо это он передал своему товарищу Мадатову, а тот представил его Александру и тем навлек на него гнев царевича. На самом деле Александр был недоволен и возмущен тем, что Карганов утаил часть денег, присланных ему от русского правительства, о чем и сообщил Дельпоццо.
«Ныне долгом себе поставляю сим объяснить, – писал царевич генерал-майору Дельпоццо[243]
, – все мои обстоятельства с самого начала и до днесь. В 1815 г. получил я письмо от главнокомандующего в Грузии, г. Ртищева, коим приглашал он меня вступить в покровительство великого монарха, всегда мною желаемое душевно. В ответ на письмо Ртищева отправил я к нему верного мне дворянина Георгия Бастамова с объявлением того желания моего, дабы удостовериться в условии, на каком можно было мне выехать в Россию, но Ртищев на то ничего не отвечал и дворянина того к высочайшему двору не пропустил с просьбою моею на имя государя императора и с письмом к гр. Нессельроде. Верный оный Бастамов, увидя себя в таком положении, искал способа как-нибудь просьбу мою доставить в С.-Петербург гр. Нессельроде. В сем случае нашел он Ивана Карганова, отправлявшегося в Петербург, и дал ему те просьбы мои с тем, чтобы он представил их к гр. Нессельроде и испросил бы позволения ему, Бастамову, мною уполномоченному, приехать туда же, а до приезда его Карганову быть в Петербурге. Напротив того, КаргановНыне же, как открылись
Ныне, имея письма государя императора и гр. Нессельроде, я совсем готов выехать в Россию, только ожидаю оставшихся в Персии людей моей свиты, послать за коими просил я позволения Ртищева и, получив оное, отправил за ними моего человека, коего вскоре сюда ожидаю с ними. Сверх сего, желая оказать усердие мое, привлек старанием моим всех андухцев к добровольному повиновению государю императору, как прежде они повиновались царям грузинским. Они писали письмо Ртищеву, а другое к вашему превосходительству на случай буде г. Ртищев не уважит письма их, то чтоб вы представили его куда следует. Кроме того, если благоугодно будет государю императору дать мне волю и способ, то могу и весь Дагестан привесть к добровольному повиновению государю императору».
Это письмо царевича и заявление Мачавариани, что Бастамов и Мадатов на животворящем кресте, носимом Александром на шее, присягали служить ему верно, убедили Ртищева, что они люди подозрительные, точно так же, как и Карганов. Устроив за ними секретный надзор, главнокомандующий скоро узнал, что Бастамов и Мадатов были подосланы разведать: 1) сохранятся ли мирные отношения России с Персиею; 2) известно ли главнокомандующему, что персидское правительство прислало царевичу тысячу червонцев для расплаты с анцухцами, и 3) выманить у русского правительства еще тысячу червонцев, которые было поручено Бастамову выпросить у генерал-майора Дельпоццо.
По получении всех этих сведений Ртищев принял меры, чтобы Александр не мог пробраться в Персию, и писал анцухцам, что они тогда только могут рассчитывать на прощение, когда убедят царевича ехать в Кизляр; но если они его упустят, то сила русского оружие превратит в прах их жилища и покарает их самих и их семейства[244]
. Тем не менее царевич не ехал в Кизляр и писал генерал-майору Дельпоццо, что причиною тому ожидание прибытия в Грузию назначенного вместо Ртищева нового главнокомандующего, генерал-лейтенанта Ермолова.Глава 9