История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

Не скрывая своего прежнего нерасположения к России, Адиль-хан, чтобы вкрасться в большую доверенность, писал Ермолову о своем сожалении, что до сих пор не видал будто бы всей благости русского правления. Теперь же, видя это и желая оставаться верным России, передает управление народом сыну своему, под надзором тестя его, шамхала, в искреннем расположении которого русское правительство не может иметь причины сомневаться. Самому же оставаться правителем он считал бесполезным и даже вредным, на том будто бы основании, что дал покойному брату страшную клятву: «Чтобы не въезжать в заведываемые Россиею города, не только Кизляр и Тифлис, но даже и в Дербент; а если хотя в один какой-либо город въедет, против заклятия, им сделанного, то должен лишиться даже жен своих»[398].

«Согласно с этою строгою клятвою и обетом, – писал Адиль-хан Ермолову[399], – я до сих пор не являлся к русскому начальству и не явлюсь в подвластные России владения. Между тем я имею и то в виду, что подобный образ поведения не может послужить никому в пользу, а, напротив, бросит на меня тень измены, вражды и послужит, наконец, к моему уничижению».

Хотя клятва Адиль-хана и не была простою выдумкою, но азиятцы вообще не придают никакого значения нарушению ее. И Адиль-хан ссылался на клятву только тогда, когда его требовали в Дербент для объяснений, из боязни быть там задержанным, но готов был видеться с русскими в чистом поле, где он мог вести переговоры, окруженный многочисленною свитою. Так, он имел, в разное время, свидания с генералами князем Орбелиани, Тихоновским и Пестелем, но не ближе, как за три версты от Дербента. Вооруженный с ног до головы и в панцире, Адиль-хан выезжал на свидание, имея каждый раз при себе не менее 500 человек вооруженной свиты.

Как уцмий, так и шамхал Тарковский посылали письмо за письмом Ермолову, прося его признать замену и утвердить уцмием Хан-Мамед-бека, а его, Адиль-хана, уволить в Мекку на богомолье. Сообщая главнокомандующему, что Адиль-хан решается сложить с себя звание уцмия, обратиться к уединению и посвятить жизнь молитве, шамхал Тарковский прибавлял: «Ныне поручает он своего сына милости Бога, а затем покровительству России и моему попечению, как моего зятя, дабы я направил его на путь той же преданности, с какою служу сам России, и дабы всякий раз, когда я отправлюсь в Дербент, или Кубу, или в другое какое место, его сын сопутствовал мне и во всем держал себя согласно моим советам и указанию, не отступая от них ни на волос».

Со своей стороны Адиль-хан выражал уверенность, что главнокомандующий не ударит рукою отказа о его грудь, примет сына его в службу падишаха и, утвердив в звании уцмия, удостоит его наследственных прав в Кайтаге. Ермолов отвечал, что без воли императора он не может решиться на такое признание, обещал ходатайствовать и просил Адиль-хана не ехать в Мекку и не покидать своих владений. «Удивляюсь я, – прибавлял Ермолов[400], – что предместники мои не имели сведения о клятве, данной вами, и не искали средства облегчить вас от оной, или по крайней мере удостовериться, что оная не простирается на все ваше семейство, – каковое сведение необходимо было для службы великого нашего государя. Я, как от приятеля, не хочу от вас скрыть, что я весьма доволен, что сын ваш сей клятве не подвержен.

Сознавая, что уцмий требует с нашей стороны действий беззаконных, что на основании обычаев, сохраняемых свято в Дагестане, кайтагское владение должно перейти другому, Ермолов не торопился ходатайствовать об утверждении Хан-Мамед-бека уцмием. Главнокомандующий требовал, чтобы Адиль-хан не покидал своих владений, и если бы он самовольно отправился в Мекку, то приказал задержать его и содержать в крепости Бакинской под присмотром. Мегди-шамхалу Тарковскому главнокомандующий сообщил, что, за отсутствием государя из Петербурга, ответ на представление его не может последовать скоро, и потому, писал Алексей Петрович, «предуведомляю вас, чтобы вы медленность не отнесли к тому, что я удержал представление». Такое сообщение не согласовалось с видами шамхала, принимавшего в этом деле деятельное участие по двум причинам: во-первых, взяв под свою опеку Хан-Мамед-бека, шамхал надеялся таким поступком угодить русскому правительству, а во-вторых, имея влияние на дела в Кайтаге, он думал приобрести большое значение в Дагестане. «Вашему высокопревосходительству небезызвестно, – писал шамхал Ермолову, – что Кайтаг есть общее название нескольких владений. Подобно тому, как я сопровождаю русский отряд через мои владения, то же самое обещает сделать и уцмий. Он находится в настоящее время со мною в тесной дружбе; службу же российскому правительству предоставляет сыну. Отныне дела примут благоприятный оборот, благодаря взаимным содействиям».