«В сем положении, – писал Ермолов генералу Пестелю[407]
, – заставьте акушинский народ помышлять о собственной защите, и они оставят мысль нападения на уцмия или шамхала. Аслан-хану Кюринскому объявите приказание мое, чтобы он находился в лагере, с своею конницею. Возьмите также часть оной из г. Кубы и даже из Дербента и к сей последней не имейте ни малейшего доверия. Скройте в непроницаемой тайне точное назначение войск, и чтобы из самого лагеря, в котором остановитесь, всегда ожидали выступления вашего далее. Возьмите к себе беков, которых аварский хан возвратил в Каракайтаг, и удержите их в Дербенте под присмотром, под предлогом, чтобы уцмий чего-нибудь против них не предпринял. Возьмите под покровительство свое Султан-Ахмеда, племянника уцмия, жившего в прошлом году в Дербенте, и объявите ему тайно, что он на содержание будет получать от меня пенсию. Уцмий получит от того большую в народе власть, который, видя наше ему покровительство, будет опасаться вдаться в согласные с акушинцами против него замыслы, и сия его в народе власть на сей раз нам весьма полезна. По прибытии в лагерь, чрез некоторое время потребуйте от шамхала (так, чтобы известно было в горах), чтобы он старался приготовить провианта на 3000 человек идущих в Дагестан войск. Ему известно будет, что он должен отозваться невозможностью».Требуя от акушинцев, даргинцев и цудахаринского общества аманатов, Ермолов писал им[408]
:«Дошло до сведения моего через верных чиновников моих, что вы, в несправедливой злобе вашей, намереваетесь сделать нападение на землю верноподданных моего государя и грозите уцмию и шамхалу.
Вас обманывают обещанием добычи и выгод, но вы ничего иметь не будете. Вас обманывают хитрые и коварные люди и за собственную вражду свою хотят употребить вас для наказания своих неприятелей. Два года, как по воле великого моего государя начальствую я в обширных странах сих, и столько же времени не испытали вы ни малейшего неудовольствия, и теперь еще хочу я дать вам приязненный совет мой, которому последуйте для пользы вашей.
Довольствуйтесь великодушным российского правительства к вам расположением, которое уважает веру вашу, не нарушает ваши обычаи, не касается вашей собственности и ничего от вас не требует. Но знайте, что оскорбление и вред, нанесенные верноподданным великого государя,
Не забывайте, народы, что в руках моих есть обещание ваше, что вы ничего не предпримете противного пользам России. Может быть, не воздержу я вас моим советом, но я исполнил долг мой, вас предупредив,
Сурхай-хана Казикумухского главнокомандующий также предупреждал, что участие его в советах с горцами известно, и советовал ему остерегаться от поступков, которые могут привести на память прежнее его поведение. «Вспомните лета ваши и достоинство, – писал ему Алексей Петрович[409]
, – и вы согласитесь со мною, что, конечно, приличествует честь известного человека окончить дни свои в почтении и уважении. Сих чувств достигают одними добрыми делами. Не пренебрегайте дружеского моего совета и не заставьте меня принять на себя труд дать вам лично о том наставление».Ермолов просил Сурхая употребить все меры, чтобы следующие его советам народы не дерзали наносить вреда верноподданным русского императора, и сообщил, что скоро надеется сам быть в Дагестане и имеет нужду лично видеться с ним.
Сурхай-хан, а с ним вместе и прочие коноводы не оставляли своих намерений. Акушинцы и даргинцы отказались выдать аманатов, и на просьбу генерал-майора Пестеля, чтобы аварский хан уговорил их исполнить наше требование, Ахмед отвечал, что они на то не соглашаются, но дают присягу, что никакого вреда делать не будут. С этим известием хан отправил своего посланного в Тифлис и при этом писал главнокомандующему, что брат его, Хасан-хан Дженгу-тайский, готов вступить в подданство России, но желает знать, какие будут ему за то милости от императора.
– Великий государь мой, – отвечал Ермолов, – не покупает подданных милостями и наградами, а щедро дает им тогда, когда видит усердие и верность ему служащих, а потому должно те милости прежде заслужить, а потом уже просить их.