Для содержания Дагестана в спокойном состоянии необходимо было держать одну партию в страхе, другой внушить осторожность. Достигнуть этого можно было только усилением незначительного отряда, там бывшего. Но как сделать это, не ослабляя обороны в других пунктах? Ермолов находился точно в таком же положении, как и все его предшественники. Пространство охраняемой земли было несоразмерно велико с числом разбросанных на ней войск, действия которых не всегда могли ответствовать
В отдельном грузинском корпусе был значительный недостаток в людях. К 10-му числу октября 1818 г. в одних только регулярных войсках недоставало 8408 человек, а на пополнение этого недостатка назначено было лишь 800 рекрут, которые ранее апреля следующего года прибыть не могли. Убыль в корпусе простиралась средним числом до 500 человек в месяц; следовательно, к апрелю некомплект в людях должен был дойти до значительной цифры – 11 408 человек. Наконец, в самых рекрутских партиях также можно было ожидать убыли, и потому для укомплектования войск необходимо было назначить по крайней мере 12 000 рекрут, о присылке которых и просил главнокомандующий[416]
.Пока армия была не укомплектована, главнокомандующему по необходимости приходилось отказываться от наступательных действий и заботиться единственно об обороне собственных границ, часто весьма слабо защищаемых от нападения.
Идея о том, что дикие горские народы следует смирять кротостью и снисхождением, оказывалась несостоятельною; кротость принималась за слабость, снисхождение – за недостаток военных способов. Точно так же несостоятельно было и то мнение, что ослаблять воинственность и хищничество горцев лучше всего размножением роскоши, прихотей, нужд и потребностей, стараясь облегчать только с нашей стороны средства к удовлетворению ими.
«Я хорошо знаю это правило, – писал Ермолов[417]
, – но со тщанием различаю, кому из народов оно приличествовать может и другого употреблять не должно, а кому надобно прежде дать чувствовать могущество наше и потом дозволить воспользоваться великодушием правительства. Здесь равно вредны как сила, неуместно употребленная, так и кротость, без приличия оказанная, ибо первая уничтожает доверенность, последняя приемлется в виде недостатка сил и, поощряя к дерзости, заставляет впоследствии прибегать к напряжению средств в большей степени, нежели каковые вначале потребны были».Одобряя в главных основаниях мысль Ермолова, император Александр просил, однако, приложить все старание к сохранению мира, «ибо войны государю императору ни под каким предлогом неугодно»[418]
.Несмотря на то что в Петербурге смотрели, например, на чеченцев как на отдельное, самостоятельное государство, с которым можно заключать мирные трактаты и условия, свято исполняемые с обеих сторон, Ермолов вынужден был обстоятельствами уклониться от исполнения миролюбивых желаний императора.
Коварство и обман жителей, собрание горцев в разных пунктах с целью открыть неприязненные действия заставили генерала Пестеля занять город Башлы, принадлежавший уцмию, но жители которого мало ему повиновались. Занятие этого пункта было огромною ошибкою с нашей стороны. Слабый отряд очутился среди многолюдного города, среди неблагонамеренных жителей и в местоположении самом невыгодном. Русские войска расположились в тесных улицах города, окруженного лесами и господствующими крутыми возвышениями. Горцы, не осмеливавшиеся встретиться с нами в поле, решились теперь воспользоваться невыгодами нашего расположения. Акушинцы и прочие народы Дагестана быстро шли на помощь каракайтагцам. Старшины по всем деревням проповедовали восстание и набирали конно-вооруженных жителей.
Вступив в Башлы и как бы не сознавая опасности, генерал Пестель, имея уже аманатов от башлинцев, потребовал их от акушинцев и даргинцев. Вместо ответа, народы эти, собравшись в числе 20 000 человек, появились в виду города, в котором находилось не более 2000 человек русского гарнизона[419]
. Толпами горцев предводительствовали: аварский хан, брат его Хасан-хан и Ших-Али-хан. Здесь были акушинцы, даргинцы, каракайтагцы, табасаранцы и зять шамхала Тарковского с своею толпою, которого горцы обещали возвести в достоинство шамхала. В короткое время восстал весь Дагестан. Один только Мегди-шамхал и город Тарки, где он жил, остались верными России.