Угрозы не действовали; агалары не ехали ни к царевичу, ни к Хусейн-Кули-хану. Александр снова писал им, чтобы они не боялись действовать открыто и ехали к нему смело. Если же думают, что персидские войска, не удержавшись в Грузии, возвратятся назад, а они останутся в руках русских, то пусть пришлют к нему нескольких почтенных лиц удостовериться, с каким числом войск идет он на Грузию. «Но когда вы увидите, – писал царевич, – что от сего войска никакого следствия не может быть, то сидите на месте. Богом клянусь вам, что такого приготовления никогда не было, как ныне, и весьма стараются на сей раз истребить русских и дело привести в совершенство».
Посланные вместе с письмами, при самом их вступлении в Казахи, были схвачены и отправлены в Тифлис. Казахскому моураву, надворному советнику князю Бебутову, поручено вести переговоры с царевичем Александром и предложить ему приехать в Тифлис, не ожидая победы, а с покорностью и с просьбою о прощении. Как ни велики были, по словам царевича, силы персиян, но он предпочел отвечать Бебутову, что готов покориться, если выдано будет ему письменное ручательство в его безопасности; если примут с почестью, как его, так и всех при нем находящихся, и, наконец, если дозволено будет по прибытии в Тифлис написать прошение императору Александру[59]
.Несветаев обещал принять Александра с почестью и предоставить ему выгоды и преимущества, «которыми, – писал он, – обильно пользуются светлейшие ваши братья и все члены грузинского царственного дома»[60]
.Гудович же не одобрил поступка Несветаева и, не желая показать, что русское правительство придает большое значение возвращению царевича, приказал сообщить ему, что отличных почестей себе он требовать не может, а будет принят «так, как и братья его царевичи принимаются, партикулярно[61]
; приближенным же его будет исходатайствовано прощение». Относительно последних Несветаеву было поручено, в случае успеха в переговорах с царевичем, стараться впускать с ним в Грузию как можно меньше свиты, дабы наплыв беглых грузин, явившихся в страну под видом раскаяния, не имел в действительности вредного влияния на жителей.Личные обещания Несветаева не удовлетворили царевича Александра, считавшего их недостаточными для своего благосостояния. В ответе своем он писал, что готов ехать в Тифлис, но с тем непременным и единственным условием, что будет оставлен в Грузии, а не отослан в Россию.
«Будьте уверены, – писал он генералу Несветаеву, – что если я буду на моей родной земле, то это составит мое успокоение, благоденствие и великую государеву милость; а если не буду в моей отчизне, то не успокоюсь. Если вы меня оставите на моей родине – куда как хорошо; если же вызовете в Россию, то сколько бы сокровищ ни посулили – зачем они мне?»
Царевич говорил, что останется верен или русскому императору, или шаху, смотря по тому, кто даст ему средства жить в родной стране, и если сделает это русский император, то Александр обещал ему служить так, как служили Христу святые мученики, пролившие за него кровь свою. На обещание прощения прежних поступков царевич писал Несветаеву, что не знает за собой вины, и в этом случае поступал не чистосердечно; он хорошо знал, что кругом виноват перед русским правительством.
«Ты пишешь мне, – говорил Александр в письме своем князю Иосифу Бебутову, – изволь-де прибыть и довериться русским, и Государь-де милосерд и много окажет милостей. Но по этому слову как можно мне так скоро прибыть и помириться, если 10 и 12 подобных дел не пройдет и я не буду весьма обнадежен? Вот теперь я тебе пишу: иди и помирись с персиянами, пред которыми ты не провинился и которые никакой вражды за тобой не знают; разве сейчас же пойдешь и доверишься им, пока они пять и шесть раз тебя не обнадежат? Подумай-ка, рассмотри и обсуди, можно ли мне так скоро предаться им (русским)? Ведь сколько раз я с ними воевал, сколько русских побито чрез меня, как же мне зря взять да и прийти? Да хотя бы меня и обнадежили твердо и неизменно, все-таки сперва я и ты должны видеться между собой, поговорить в одном просторном месте, обменяться лицом к лицу своими мыслями и затем уже, когда мое сердце уверится и я буду обнадежен, статься может, что и передамся»[62]
.Свидания этого не последовало, так как обстоятельства заставили царевича Александра удалиться от границ Грузии.