История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к откр

Диван не заботится о происходящем в Каире, Дамаске, Мекке и Медине, и между тем как русские покоряют Персию, – последствия чего падут на вас, – ваши министры даже не упоминают об этом и действуют против меня. При вашем дворе я не имею ни одного приверженного мне человека, и потому решился писать прямо к вам, убеждая вас ввериться Франции, вашей естественной союзнице, без чего вы подвергнетесь опасности, о которой я предупреждал вас. Я знаю, до какой степени простираются пагубные замыслы России против вас. Половина подданных ваших исповедует одну с ней веру и предана ей. На Семи островах у вас нет более подданных. Там на всех купеческих судах русский флаг. Даже ваши министры почитают корфиотов за русских. От вашего благоразумия не могут скрыться такие поступки дивана. Будучи вашей союзницей, Россия заключила отдельный мир. Когда дело идет о его выгодах, петербургский двор не обращает внимания на выгоды Порты и на обязанности, налагаемые на него союзом с вами. Отныне отношения наши зависят от большей или меньшей откровенности ожидаемого мной от вас ответа. Если вы хотите разрыва с Францией, то не буду жалеть о последствиях, которые из этого произойдут. Идите по следам ваших предков, султанов Селима и Мустафы».

Это предательское и полное укоров письмо также не имело желаемого успеха. Как бы в доказательство истинной дружбы и личного доверия, султан приказал сообщить петербургскому кабинету копию с письма, полученного им от представителя Франции. Император Александр благодарил Селима и писал, что старания Наполеона поселить раздор между союзниками доказывают только, что он считает дружбу их сильнейшей преградой своим властолюбивым видам.

«Полагаю даже излишним опровергать клеветы, – писал император Александр султану, – кои он в письме своем делает против России, ибо не сомневаюсь нимало, что ваше величество уверены в искренности моих чувствований, в незыблемости моей дружбы и в том, что самая существенная польза России требует сохранения целости и благоденствия Оттоманской империи. Личная дружба наша, сопряженная с наклонностью нашей сохранить ее навсегда, будучи необходима для самого благоденствия наших империй, налагает на нас взаимную обязанность вяще утвердить ее обоюдной доверенностью и скрепить постановлением, какое, по настоящим обстоятельствам, окажется нужным, для воздержания безмерного властолюбия Бонапарта и положения преград видам его, стремящимся к тому, чтобы повсюду давать законы. Ваше величество не можете не согласиться, что если бы Россия простирала виды на области Оттоманской империи, то она со времени французской революции довольно имела случаев для приведения оных в действо.

Я могу уверить вас, что даже блаженной памяти бабка моя, при конце царствования своего, переменила образ мыслей относительно империи Турецкой и приняла ту самую систему, какой следовал блаженной памяти родитель мой и каковой теперь я следую. Сие должно достаточно уверить ваше величество в откровенности моих чувствований. Хотя на обширных пределах нашей империи, обитаемой разными народами, и могут встретиться иногда от недоразумения или опрометчивости некоторых начальников какие-либо неумышленные происшествия, мы не должны, однако, допускать, чтобы они служили врагам нашим к поколебанию нашей искренней дружбы, но должны поспешить объяснениями исправлять оные. Самая готовность наша к тому будет служить доказательством желания нашего сохранить доброе согласие, чему я дал уже вашему величеству опыт посланными от меня предписаниями главнокомандующему в Грузии, тотчас по получении известия о случившемся против нашей воли и против распоряжений самого начальника[146]. Уверяю вас, что с моей стороны всегда найдете равную готовность к сохранению дружбы нашей»[147].

Письмо Наполеона и ответ на него императора Александра были пространно объясняемы дивану: с одной стороны, французским поверенным в делах, с другой – нашим посланником Италинским и английским министром Эрбутнотом. Совокупные убеждения двух посланников, русского и английского, имели успех уже и потому, что султан не доверял Наполеону, с тех пор как последний, в разговоре с лордом Витвортом, высказал предположение о разделе Турции и при этом заметил, что тогда Египет должен достаться на долю Франции. Такое заявление отдаляло Порту от сближения с Наполеоном, и султан снова уверял императора в неизменности своих чувств и истинном расположении к России. Но на свете нет ничего неизменного, и дела скоро приняли иной оборот.

Небывалые боевые успехи французов озадачили Порту, и она стала колебаться в своих убеждениях. Блистательный поход Наполеона в Австрию, кончившийся Аустерлицким сражением, заставил султана не только перейти на сторону Франции, но и подчиниться влиянию Наполеона. Порта считала невозможным противиться тому, кто победил соединенные силы двух великих держав. Султан признал Бонапарте императором и отправил своего посланника в Париж. Наполеон благодарил султана и назначил генерала Себастиани чрезвычайным послом в Турцию.