Однако, несмотря на все усилия в идеологической области, командование и пропагандистский аппарат афганской королевской армии признавали, что у них нет такой идеологии, которую можно было бы с успехом противопоставить появившимся в обществе передовым, последовательно демократическим идеям и взглядам. Файз Мухаммад Атефи, главный редактор армейского журнала «Да урду маджалла», с огорчением писал, что «основная причина неуспеха отсталых стран, в том числе и Афганистана… состоит в том, что у их народов не было крепкой жизненной политической идеологии». Исходя из своей посылки о том, что в современном мире «в самых трудных экономических и общественных условиях могут выстоять только те народы, которые имеют твердое убеждение и политическую веру», он настоятельно советовал «вызвать к жизни на основе научной логики новые политические и идеологические устремления»
[490].Однако это «новое» мыслилось им лишь как приспособление старых идейных концепций к потребностям капиталистической эволюции страны. Не имея возможности выйти в своих политических взглядах за рамки буржуазной идеологии и существовавших устоев, он, как и многие другие афганские пропагандисты, предлагал, чтобы «новая идеология и великие политические устремления» обязательно вытекали «из истории, традиций, религии и национальной принадлежности народа» и соответствовали «условиям эпохи и современным научным (буржуазным. —
Идеологическая обработка рядового состава афганской королевской армии была более примитивной, нежели обработка офицеров. Это вызывалось тем, что солдатские массы, связанные с наиболее отсталыми слоями крестьянства, в большинстве своем неграмотные, еще не были готовы к пониманию многих теоретических положений формировавшейся в Афганистане национально-буржуазной идеологии. Поэтому их обработка сводилась в основном к воспитанию религиозного фанатизма, преданности монархии, почитания начальников и старших, слепой верности обычаям и традициям, запугиванию, муштре и разжиганию националистических предрассудков.
Подводя итог сказанному, следует отметить, что правящая династия и военная верхушка, стремясь во что бы то ни стало удержать армию в подчинении, по мере активизации политической борьбы внутри страны и проникновения передовых идей в армейскую среду, особенно в ряды офицеров, старались усилить идеологическое и морально-психологическое воздействие на личный состав вооруженных сил.
Готовя армию к использованию в своих политических целях, двор и высшее армейское руководство большое значение придавали мерам по укреплению воинской дисциплины.
В практической деятельности командных кадров по укреплению дисциплины главный упор делался не на воспитание у личного состава мотивированного поведения, а на механическую муштру, направленную на выработку желаемых навыков и привычек слепого послушания, исполнительности, почитания старших и раболепия перед ними. При этом большое внимание обращалось на внешнюю, показную сторону дисциплинированности. Нельзя не заметить, что такая система насаждения дисциплины, будучи, собственно, небезрезультатной, одновременно воспитывала у солдат афганской королевской армии такие отрицательные качества, как безынициативность, отсутствие самостоятельности н творческого подхода к выполнению своих служебных обязанностей, страх перед начальством.
Афганское командование в своих усилиях по укреплению дисциплины в армии решающую роль отводило мерам принуждения. «Не нужно забывать, — заявлял Гулам Фарук, — что наказание в предотвращении нежелательных проступков более эффективно, чем поощрение».
Система репрессивных мер и дисциплинарные права командиров и начальников были подробно изложены в Положении о воинских наказаниях, введенном в действие в конце сентября 1947 г. взамен принятого еще при эмире Аманулле-хане устава о воинских наказаниях, а также в Приложении № 6 к Положению о всеобщей воинской повинности и частично в Положении о прохождении военной службы
[492]. В них за дисциплинарные проступки предусматривались для всех категорий военнослужащих следующие наказания: выговор, лишение денежного содержания от 1 до 30 дней, простой и строгий аресты на срок от 24 часов до 60 дней, а для рядового состава, кроме того, за дезертирство или самовольную отлучку в мирное время — увеличение срока действительной службы до 90 дней.Меры наказания по делам, которые квалифицировались как преступление, определялись военным судом. Судебные органы в своей практике наряду со светским законодательством руководствовались и законами шариата, в частности, при рассмотрении преступлений, влекущих за собой кровную месть или плату за кровь («хун»), дел о прелюбодеянии, употреблении спиртных напитков, попыток ревизии ислама и т. д. В ряде случаев допускалось предание военнослужащих гражданскому суду.