XVIII век принес народам Южной и Юго-Восточной Азии, как и ряду стран Средней Азии и Ближнего Востока, огромные бедствия. Большинство стран региона не знало в эти годы спокойных периодов. Слабели и распадались слабые государства: в одних случаях — в результате внешних нападений, в других — вследствие внутренних распрей или освободительных войн: пала Могольская империя в Индии, с гибелью Аютии (1765) прекратила свое существование династия, правившая в Сиаме более четырехсот лет, пала династия Маллов в Непале, Ангкорская империя — в Кампучии, которая вплоть до второй половины XIX в. не могла оправиться от междоусобных распрей и разрушительных войн с соседними государствами. В атмосфере непрекращающихся сражений гибли цветущие города. Дели, например, который при Акбаре (конец XVI в.), по свидетельству современников, красотой и пышностью соперничал с Версалем, в результате третьей битвы при Панипате (1761) между маратхами и афганским Ахмад-шахом пришел в полное запустение — по его улицам бродили стаи шакалов.
(Перевод Н. Глебова)
Так с болью писал впоследствии об опустошении города поэт урду Мусхафи (1750—1824).
Падение старых династий не всегда означало лишь простую замену правящей верхушки — сдвиги происходили в самой государственной структуре. С крушением Могольской империи, например, разнородной в языковом и этническом отношении, появились качественно новые, жизнеспособные государственные образования, формировавшиеся на базе одного народа, одного языка. Такими государствами были Бенгалия, Махараштра, Пенджаб. Здесь уже в XVIII в. закладывалась основа будущей национальной культуры. То же происходило в Бирме и других странах региона.
Однако процесс формирования этнических общностей в Южной и Юго-Восточной Азии был осложнен, а в некоторых случаях и прерван вторжением европейцев, в течение всего XVIII в. боровшихся за сферы влияния в этой части Азии.
Нельзя назвать точной даты ни для отдельно взятой страны, ни для всего ареала в целом, фиксирующей переход политической власти в руки европейских держав, — этот процесс был длительным и постепенным. В прибрежных районах Южной и Юго-Восточной Азии европейцы начали регулярно появляться с XV в., сначала завязывая лишь торговые и деловые связи и ловко используя междоусобные противоречия в своих интересах. Далеко не все восточные правители понимали тогда размеры опасности, которую представляли для них европейские купцы. В азарте беспрестанных войн друг с другом и часто во имя незначительных целей они невольно играли на руку своим врагам.
Большинство стран региона в XVIII в. потеряло политическую самостоятельность, но еще сохраняло в нетронутости свой внутренний мир, т. е. комплекс философских, этических, моральных доктрин, отвергая при этом чуждую культуру европейского мира. И европейцы, занятые войнами и торговлей, в XVIII в. еще не вторгались активно во внутреннюю жизнь восточных народов в той мере, в какой это будет в XIX в.