История всемирной литературы Т.5

Исключение из этой общей картины составляют только Филиппины, потерявшие политическую независимость еще в XVI столетии. Классик филиппинской литературы Хосе Рисаль (1861—1896) писал о том мрачном времени: «Филиппины вступали в новую эру. Мало-помалу они утрачивали древние традиции, забывая свое прошлое, свою письменность, песни, поэзию, законы, чтобы вызубрить другие истины, непонятные для них, принять иную мораль, другие вкусы, отличные от тех, которые были определены для народа условиями его жизни и его восприятием». Местные языческие верования многочисленных племен, населявших архипелаг, в отличие от ислама, индуизма и буддизма в других странах ареала, оказались бессильными противостоять натиску католицизма. Уже в XVIII в. население Филиппин почти полностью было обращено в католичество. Лишь племя моро (остров Минданао), исповедовавшее ислам, дольше, чем остальные народности островов, сопротивлялось христианизации. Новая вера, а вместе с ней и новый, европейский мир оказали глубокое воздействие на культуру филиппинцев — формировался новый литературный язык, складывались новые литературные жанры (новенас, пасьон, авит, куридо, моро-моро), возникали новые для восточных народов сюжеты — жития христианских святых. В XVIII в. Филиппины в отличие от других стран региона уже были подготовлены к тому, чтобы воспринять и материальные ценности европейской культуры. Книгопечатание, например, в XVIII в. на Филиппинах уже не было новинкой. Словари и грамматики местных языков (тагальского, бисайского, илоканского) издавались в это время необычайно широко, тогда как в других странах (Индии, Индонезии и др.) только появлялись первые печатные станки.

Иным, как уже говорилось, было положение в других странах региона. Первое активное соприкосновение с европейским миром привело к резкой конфронтации культур средневекового Востока с Западом Нового времени. Герметичность и замкнутость духовной культуры Востока сказались в XVIII в. особенно резко. Настойчивая верность традициям, всегда игравшим на Востоке роль авторитетного организатора жизни, их охранительная функция в условиях политического поражения воспринимались как единственное средство сохранить самостоятельность и целостность духовного мира. Еще в XVII в. во многих странах региона начался процесс возврата к исконным местным верованиям и более глубоким пластам своих культур: в Индонезии — к домусульманским традициям древнеяванской литературы и фольклору, на Ланке — к добуддийскому эпосу, в могольской Индии — к «возрождению санскритской учености» и классической древнеиндийской поэтики. Европейская колонизация активизировала этот процесс.

Исторические условия, сложившиеся в XVIII в. в этой части Азии, способствовали сохранению средневекового стереотипа восточной культуры в целом. Система и иерархия литературных жанров, сословность литературы и искусства, их функция в жизни общества, как правило, оставались прежними. Привычные, издревле знакомые сюжеты и темы, перепевались во множестве традиционных жанров поэзии, сохранявшей главенствующую роль в литературе, а также в прозе, живописи, скульптуре и музыке. Литература и искусство сохраняли в большинстве случаев религиозный, конфессиональный характер. Эстетическая функция искусства и литературы только начинала приобретать некоторую автономность.

Три религиозно-философские системы — индуизм, буддизм, ислам, — иногда четко отграниченные друг от друга, иногда взаимопроникающие, продолжали определять многое в жизни стран региона.

В Бирме, Сиаме и Ланке именно под флагом буддизма в XVIII в. началось своеобразное духовное обновление. Культуртрегерская роль буддийских монахов в этих странах исключительно велика.

Индуизм со всеми его многочисленными местными вариациями продолжает, как и в XVII в., регламентировать жизнь индусов Индии и ряда других стран.

В различных странах по-разному складывалась судьба ислама. В Индонезии, например, в XVIII в. активная исламизация прекратилась, вследствие чего падает роль малайского языка, повсеместно распространенного в районах исламизированной прибрежной культуры. Теряют свой вес и сами прибрежные города — база ислама. Заявляют о себе более глубокие пласты индонезийской культуры — свод грандиозного бугийского мифологического эпоса «И Ла Галиго», ачехский героический эпос «Песня о Почуте Мухаммате» и др.

Авторы многих литературных произведений, отнюдь не мусульманских по духу, ограничиваются теперь лишь отдельными вставками, воздающими честь исламу. Так, в «Маник Мойо» — баснословной истории мира, где индусские боги легко подчиняются местному дуалистическому мифу, — лишь в конце произведения, вне связи с содержанием, сообщается, что легендарный изобретатель яванской письменности принял ислам и стал учеником пророка. То же в «Истории земли яванской» — хронике царствующего дома Матарама.