История всемирной литературы Т.5

Мировосприятие Сиба Кокана (1738—1818) — ученого рангакуся, одного из основателей школы европейской живописи (ёга) в Японии, так же как и его старшего современника Андо Сёэки, связано с идеями Нового времени. Горячий сторонник гелиоцентрической теории Коперника, он не только высмеивал средневековое мышление, но и утверждал, что «начиная с Сына Неба (т. е. императора) и сёгуна и кончая париями и нищими, все одинаково люди». Перед смертью он сказал: «Прожив 70 с лишним лет, я впервые узнал, что такое человек... У Вселенной нет ни начала, ни конца. Рождается бесчисленное множество людей, и среди них я — неповторимое, единственное я».

Эта идея резко противостоит традиционному мышлению, как конфуцианскому, так и буддийскому. В творчество наиболее передовых мыслителей XVIII в. приходит осознание закономерности жизненного устройства, в котором человек как индивидуум занимает одно из главных мест. Однако жесточайшая военно-феодальная реакция не способствовала развитию нового миросозерцания. Труды Андо Сёэки почти не были известны современникам.

Социально-исторические взгляды большинства рангакуся противоречивы и половинчаты. Даже такой вольнодумец, как Хонда Тосиаки, считал необходимым по-прежнему сохранять деление общества по принципу феодальной иерархии.

В том же столетии среди торговой буржуазии распространилась так называемая сингаку — наука сердца, или тёнингаку — наука горожан, возникшая еще во второй половине XVII в. Основоположник этой «коммерческой этики» Исида Байган (1685—1744) осмелился ставить на одну доску бусидо (путь самурая) и сёниндо (путь торговца), доказывая, что купцам тоже свойственны великодушие и справедливость. Но, требуя от горожан рассудительности, правдивости и призывая их отказаться от чрезмерного стремления к наживе, чтобы достичь идеала «совершенного человека», Байган эклектически соединял элементы конфуцианства, буддизма и синтоизма, в то же время философия сингаку ставила целью оправдать деятельность торгово-ростовщической буржуазии, ненависть к которой была весьма сильной среди нищающего самурайства, городской бедноты и крестьянства. Японская художественная литература XVIII в. развивается, испытывая на себе воздействие всех общественно-идеологических тенденций своего времени. В ней мы увидим не только новые картины действительности, находящейся в разладе с охранительной идеологией токугавского абсолютизма, но и произведения, связанные своими корнями с господствующей конфуцианской литературной традицией.

СМЕНА ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ИДЕАЛАХ

В японской литературе XVIII в. сосуществуют три главных художественно-идеологических течения: кангакуха (школа китайского учения), кокугакуха (школа национального учения), тёнин бунгаку (литература горожан). В их сложном взаимодействии и взаимоотталкивании отразилось своеобразие историко-литературного процесса Японии рассматриваемого периода. Идейно-эстетическая борьба, начавшаяся еще в предыдущем столетии с образованием школы китайского учения и школы национального учения, широко развернулась в XVIII в. Если деятельность приверженцев китайской науки шла преимущественно в русле официальных доктрин, то национальная, или японская, наука была направлена против неоконфуцианства — главной идеологической основы токугавского режима.

Засилье конфуцианства привело к преклонению перед всем китайским и презрению к своему национальному. Дело дошло до того, что некоторые японские конфуцианцы восприняли от китайцев пренебрежительное название Японии — Тои (страна восточных варваров).

Школа китайского учения не только изучала философию и литературу Китая, но и подражала им. Стихи на китайском языке (канси) японцы писали еще с VIII в. (антология «Кайфусо», 751 г.), но тогда в этих стихах еще сохранялся японский колорит. Теперь же подражатели добивались полного воспроизведения законов китайской поэтики и воспевали только то, что было освящено литературной традицией Китая.

Ученые-конфуцианцы, исходя из дидактических задач искусства как неукоснительного следования Дао (Пути), полностью игнорировали естественные чувства человека, которому, как они считали, не подобало открыто выражать эмоции и страсти. В своих стихах они используют стереотипные образы, трафаретные выражения, заимствованные из китайской поэзии. Например, Муро Кюсо (1657—1734) воспевает японскую речку Кандагава, прибегая исключительно к китайским образам.