Особенно остро неравномерность литературного развития проявилась в странах Азии и Африки. Вторая половина века, когда обостряется соперничество капиталистических держав в борьбе за колонии, рынки сбыта, сферы приложения капитала, была временем дальнейшего преодоления былой замкнутости и обособленности азиатских и африканских стран. Здесь идет процесс складывания и развития национального самосознания, стимулируемый как развитием местного капитализма, так и усилившимся колониальным гнетом. Поэтому наиболее характерными чертами рассматриваемого периода в этом регионе был рост как взаимопритяжения центров и периферии всемирной капиталистической системы, так и сил отталкивания, находивших свое выражение в антиколониалистских движениях и в неприятии норм и ценностей западноевропейской буржуазной цивилизации. При этом отмеченные процессы интеграции и дезинтеграции протекали в странах Азии и Африки несинхронно, и это определило значительные различия в уровне литературного развития. Тенденции постепенной синхронизации литературного процесса, характерные для других регионов, в странах Азии и Африки в этот период еще не находят места, и, напротив, происходит (при общем поступательном движении большинства азиатских и африканских литератур) все более ощутимый отрыв литератур-лидеров от других литератур. Так, в турецкой, бенгальской, японской и ряде других литератур осваиваются принципы реалистического метода, но одновременно во многих литературах Азии и Африки еще создаются полноценные в художественном отношении произведения в духе средневековой традиции.
Тем не менее в восточных литературах активно идет процесс усвоения европейского литературного опыта. Благодаря вовлечению литератур Азии и Африки в мировой литературный процесс возникают предпосылки для устранения стадиально-типологического различия между большинством из них в ходе сложного и противоречивого их развития в будущем. В то же время Запад ищет теперь на Востоке не только экзотику, он движим не только стремлением понять «восточную душу», свойственным в прошлом тенденциям «ориентализма» в европейской культуре. На Западе стремятся изучить новые тенденции развития и ознакомиться с литературными ценностями, создаваемыми на Востоке.
Многие тенденции литературного развития рассматриваемого в данном томе периода оказываются чрезвычайно продуктивны для будущего и во многом определяют судьбы литературы в XX в. В западном литературоведении высказывается мнение, что наиболее значительную роль сыграли в будущем нереалистические течения и декаданс. Не приходится сомневаться в том, что эти направления получили свое многообразное продолжение и в первые десятилетия XX в. и определили многое в дальнейшем литературном развитии. Необходимо учитывать и то, что наряду с болезненными кризисными тенденциями в этих направлениях многие художники, с ними связанные, внесли свой вклад в обновление и развитие преимущественно поэзии. Однако наиболее перспективными для литературных судеб XX в. были в этот период заветы реализма, достигшего выдающихся успехов в правдивом изображении человека и аналитическом осмыслении законов общества. Существенно то, что именно во второй половине XIX в. в ряде литератур была создана наиболее зрелая реалистическая классика. Это относится к русской и многим западноевропейским литературам, к некоторым литературам Центральной и Юго-Восточной Европы и других регионов. Изучение реалистической классики XIX в. позволяет противопоставить обоснованные научные аргументы тенденциям представить реализм как нечто устаревшее и архаичное.
Важной для будущего оказалась и получившая в рассматриваемый период не столь широкое распространение литература, воодушевленная идеями социализма. Роль этой традиции для литературного развития двадцатого века чрезвычайно велика.
Можно сказать, что определение того места, которое литература периода, охваченного данным томом, занимает в цепи литературного развития человечества, опровергает то противопоставление культуры XIX и XX вв., которое сейчас имеет значительное распространение.
notes
1
Переводы, кроме особо оговоренных, выполнены автором главы
2
«Табор» — по-чешски «лагерь» и одновременно название города, который был центром гуситского движения в XV в.