«Век пара» сменяется «веком электричества», которое становится главным энергетическим источником в промышленности и непременным компонентом разнообразных технических новшеств (электрическое освещение, трамвай, телефон, радио, кино и т. д.). Быстрыми темпами развивается электрическая промышленность.
Подлинная революция происходит в области транспорта и связи. Изобретение двигателя внутреннего сгорания (Даймлер и Бенц — середина 80-х годов, Дизель — 1896—1897 гг.) открывает дорогу автомобилям и авиации. К концу мировой войны в мире уже насчитывается два миллиона автомобилей. 1896 годом датируется начало дирижаблестроения и 1903 годом (после исторического полета братьев Райт) — начало самолетостроения. Мощные океанские суда развивают небывалую прежде скорость, преодолевая расстояние от Европы до Америки за пять суток. С конца 90-х годов начинается (особенно в Германии) сооружение подводных лодок. Прорываются каналы, сокращающие на тысячи километров мировые мореходные пути. Вслед за Суэцким, функционирующим уже с 1869 г., в 1914 г. вступает в строй Панамский канал. Сквозь горные массивы прорубаются железнодорожные туннели, в том числе в 1905 г. знаменитый Симплонский туннель протяженностью в двадцать километров.
Во второй половине 90-х годов Попов и Маркони независимо друг от друга изобретают радио и осуществляют первые сеансы радиотелеграфной связи. В 1895 г. братья Люмьер демонстрируют в Париже техническую новинку, которая произвела сенсацию, — снятый ими первый в мире кинофильм «Прибытие поезда на вокзал Сен-Лазар».
В сознании современников вместе с изменением их быта, условий повседневной жизни меняются и картины мира, и представления о месте и возможностях человека в его отношении к природе и обществу. Сокращаются расстояния, возрастают скорости, стираются границы между реальным и воображаемым. Осуществляется то, что веками считалось сказочным и невероятным: человек стал летать в воздухе на управляемых аппаратах, плавать под водой по морям и океанам на большие расстояния. Появляется возможность одновременно слышать, видеть, присутствовать в пространственно отдаленных друг от друга местах земного шара. И вместе с тем сохраняется социальная дисгармония, эксплуатация и бедственное положение масс.
Индустриальный век несет с собой не только созидание, но и опасные разрушительные возможности. Он заключает в себе угрозу естественным началам человеческого существования, начинает губительно отражаться на состоянии природной среды. Все это не могло не сказаться на литературе рубежа веков, ее тематике и в ее поэтике, в формировании идейных позиций писателей и в их художественном мировидении.
Некоторые из них находились — в основном по мотивам эстетическим — в непримиримой оппозиции к вторгающемуся в повседневную жизнь техническому прогрессу. Громкую известность приобрел в 1889 г. коллективный протест трехсот французских деятелей культуры (в их числе были Мопассан, Дюма-сын, Сюлли Прюдом, Шарль Гуно) против Эйфелевой башни.
Но все протесты тщетны: «Век шествует путем своим железным...» Прошло несколько лет, и появились писатели, на которых колоссальная и обладающая всесокрушающим потенциалом сила современных машин и технических сооружений производила, напротив, опьяняющее действие. В безоговорочной и почти молитвенной апологии мощности и скорости, стали и электричества, которая была присуща итальянским футуристам, в призывах Маринетти воспеть «ночную дрожь арсеналов и судоверфей... прожорливые вокзалы... паровозы с могучей грудью... скользящий полет аэропланов» и т. д. — во всем этом слышались антигуманистические ноты, угадывался некий отчужденный от человечности идеал.
Но гораздо более характерным для литературы на рубеже веков было иное, амбивалентное отношение к технизированной цивилизации и урбанизму, вытекавшее из ощущения (или даже осознания) их противоречивой сущности. «В то время как для других машина была воплощением зла, города — уродства, современность — антипоэтичности, он, — писал Стефан Цвейг о своем друге Эмиле Верхарне, — был исполнен воодушевления по поводу каждого нового изобретения, каждого технического достижения...» Но вместе с тем, восхищаясь мощью и величием современной техники и видя в ней торжество человеческого разума и труда, Верхарн одновременно проклинает «города-спруты», зловонным дыханием своих заводов отравляющие мир полей и живой природы. Поэта неотступно преследует воплощенная в образы мысль о пагубных социальных и экологических последствиях индустриального прогресса.