История всемирной литературы в девяти томах: том восьмой

В мировой литературе начала века широко распространено такое двойственное и во многом провидческое отношение к вызывающему восторг и ужас бурному развитию техники в существующих условиях. В характерной для времени научно — технической фантастике (О. Вильде Лиль — Адан, Г. Уэллс и др.) надежды почти всегда омрачены тревожными предчувствиями. Двойственным светом освещена и фигура гениального инженера и менеджера Мака Аллана, героя романа Бернгарда Келлермана «Туннель» (1913), в котором изображено неразрешимое в современном мире противоречие между огромными возможностями технического прогресса и жестоким, человеконенавистническим характером общественных отношений. Александр Блок заворожен демонстрационным полетом аэроплана, но поэта гнетет (оказавшаяся пророческой) мысль об «ужасном виде грядущих войн» и о «ночном летуне, несущем земле динамит» (стихотворение «Авиатор», 1910–1912).

Герхарт Гауптман заканчивает в январе 1912 г. свой роман «Атлантида», сюжетным и философским центром которого является гибель в водах Атлантики сверхсовременного пассажирского лайнера «Роланд». А спустя три месяца, 14 апреля 1912 г., произошла (уже не в романе, а в действительности) взволновавшая тогда весь мир и не забытая по сей день гибель парохода «Титаник». Гауптман предугадал все, вплоть до конкретных обстоятельств катастрофы. Поразительная точность пророчества привлекла особое внимание к этому интеллектуальному роману, в котором одной из главных тем многочисленных философских диспутов был вопрос о науке и технике, их всевластии и бессилии, их влиянии — позитивном или негативном — на решение социальных проблем века.

Современная техника, современный город, находящиеся не в союзе, а в конфликте с человеком и природой, — таков один из сквозных мотивов литературы начала XX столетия, особенно поэзии. Характернейший пример — стихотворение Маяковского «Адище города» (1913):

Адище города окна разбили
на крохотные, сосущие светами адки.
Рыжие дьяволы, вздымались автомобили,
над самым ухом взрывая гудки.
А там под вывеской, где сельди из Керчи —
сбитый старикашка шарил очки
и заплакал, когда в вечереющем смерче
трамвай с разбега взметнул зрачки.
В дырах небоскребов, где горела руда
и железо поездов громоздило лаз, —
крикнул аэроплан и упал туда,
где у раненого солнца вытекал глаз.
И тогда уже — скомкав фонарей одеяла —
ночь излюбилась, похабна и пьяна́,
а за солнцами улиц где — то ковыляла
никому не нужная, дряблая луна.

Маяковскому как бы вторят (хотя и независимо от него) в своем ви́дении технизированной цивилизации Гийом Аполлинер, Блез Сандрар и Валери Ларбо, Георг Тракль, Карл Сэндберг, Иоганнес Р. Бехер и Георг Гейм… У поэтов 10‑х годов в разных странах формируются сходные черты некой урбанистической поэтики — глобально — пространственная симультанность образной экспозиции, полисемантичность ключевых метафор (Эйфелева башня — пастушка, экспрессы — бильбоке сатанинские) и т. п.

«Внедрение в быт технических новаций, окутанных дымкой устойчивых мифопоэтических уподоблений» (А. Л. Топорков) порождает в поэзии особые, устойчивые мотивы. Таким мотивом, исполненным мифопоэтических, символических уподоблений, становится, например, мотив городского электрического освещения (отчасти еще и газового, но преимущественно и во все возрастающей степени электрического), занимающий необычайно важное место в русской литературе, особенно поэзии 900—10‑х годов. Городские фонари, уподобляемые или противопоставляемые солнцу, луне, их мертвенный, призрачный, зловещий, лихорадочный, галлюцинируемый, инфернальный, сатанинский свет, чуждый жизни, природе, естественной человечности; мерцание и переменчивость городского освещения, нередко ассоциируемого с другим техническим идолом XX в. — кинематографом и порождаемым им дрожащим изображением на экране, — все это выливается в некий мифологизированный образ современного города в творчестве русских символистов (Брюсов, Блок, Белый), в урбанистической поэзии Верхарна, в стихах немецких экспрессионистов Георга Гейма Альфреда Вольфенштейна и др.