История взлетов и падений

Молодой итальянский епископ Юлиан из Экланума (386–455) подверг подобный пересмотр раннехристианского учения об изначальной праведности человеческой природы резкой критике. Он написал открытое письмо, оспаривавшее идеи Августина, в котором утверждал, что тот заблуждался в отношении первородного греха (по Юлиану, никакого физически передаваемого наследственного фактора, который бы осквернял природу человека, не существовало), в отношении свободы воли (потому что на самом деле люди отвечают за свои поступки), а также в отношении пениса. «Господь создал тело человека, — писал Юлиан, — разделил его пол, вылепил его гениталии, наделил его любовью, через которую соединяются тела, вложил в семя силу и управляет его тайной природой — Бог ничто не создал порочным». «Правильно, — парировал Августин, — Бог здесь ни при чем — во всем виноват Адам!» То, что Юлиан восхвалял как «животворящий огонь», Августин презрительно именовал «дьявольским возбуждением плоти».

Эти теологические дебаты, насыщенные ядовитыми выпадами и личными нападками, были не менее серьезными и жаркими, чем политические дискуссии, которые сегодня можно увидеть на канале Си-эн-эн в программе «Перекрестный огонь» (Crossfire), — и продолжались они двенадцать лет, до самой смерти Августина. Августин поносил «слабоумие» Юлиана, его «тщеславие» и «безумие». Юлиан же, превосходившим своего оппонента в умении вести полемику, наэывал Августина «вождем задворок», «тем, кого лишь африканцы принимают за философа», «хрипящим старым хрычом» и даже «ревущим глашатаем ослов». И все же Римская католическая церковь, в конце концов, встала на сторону хрипящего и ревущего пустынника-деревенщины — епископа Иппонийского, причисленного впоследствии к лику святых.

С современной точки зрения, победа Августина представляется триумфом медицинского маркетинга с небольшой добавкой протофрейдизма. Сперва он объявил, что человек исполнен похоти и скверны, что он источает порочную субстанцию — сперму, а после провозгласил святую церковь Великим Врачевателем Души. Страждущих Августин утешал — мол, вы тут ни при чем. Во всем виноваты ваш прародитель Адам (которого, конечно, соблазнила Ева) и пенис, которым вы не способны управлять. Да, вы страдаете, говорил Августин, но знайте, что ваша боль и ваши страдания имеют смысл, к тому же, Божьей милостью, они не вечны. Ирония достижений Августина заключается в том, что его победа опровергает его же собственную веру в беспомощность человека. Ведь этот новообращенный христианин одной лишь своей силой воли сделал общепринятыми свои личные убеждения — убеждения человека, пришедшего к Богу в зрелом возрасте и погрязшего в борении с собственным членом, который виделся ему проводником греховного экстаза и возбуждал в нем ненависть к себе.

Как пишет Элейн Пейгелс, начиная с V века негативные взгляды Августина на эрекцию, сперму и естественную природу человека стали «доминирующими в западном христианстве, как католическом, так и протестантском, и повлияли на всю западную культуру в целом, христианскую и не только». Его теория Сотворения мира и грехопадения Адама, которую поначалу исповедывали лишь маргинальные секты, легла в основу нашего интеллектуального и культурного мировоззрения.

Сам же пенис перешел в иную ипостась. Если те, кто строил египетские пирамиды и Парфенон в Афинах, почитали его как тайную пружину жизни, если прежде племя, обитавшее в пустынях Ближнего Востока и давшее миру идею единобожия и идею прихода Мессии, поклонялось ему как божественному началу, то теперь этот священный скипетр низвергли с пьедестала и изъяли из западного культурного лексикона. Вместо него миру явился жезл дьявола — искусителя и совратителя человечества.

* * *

«В английском языке с его изысканным лингвистическим богатством существует различие между такими понятиями, как «голый» (naked) и «обнаженный» (nude), — писал историк Кеннет Кларк. — Быть голым значит быть лишенным одежды, и это слово подразумевает… смущение. А вот слово «обнаженный» не несет в себе в культурной речи какой-либо неприятной окраски. Скорее оно рождает в уме образ гармоничного и уверенного в своей привлекательности преображенного тела».

Идея обнаженного тела возникла в Древней Греции. Христианство же вернулось к понятию «голый». Как эстетический образ тело человека не утратило своей силы, однако смысл его в корне изменился. После победы идеологии Августина тело стало считаться проклятием, «облачением, которое человек был обречен носить со дня грехопадения, — писал историк Майкл Кеймил, — при этом неспособность контролировать тело свидетельствовала о человеческой греховности, а его увядание и разрушение — о близости смерти».