История взлетов и падений

Для Галена биология была метафорой, выражавшей космическую истину: превосходство мужчины над женщиной. Женщины — это несовершенные мужчины, которым не хватает тепла, и именно эта нехватка вынуждает их удерживать внутри то, чему надлежит находиться снаружи. Для античных греков и средневековых европейцев мужчина был мерилом всех вещей, в то время как мерилом самого мужчины был его пенис. Такая «стандартная операционная система» определяла не только степень мужского начала, но и, как показывает рисунок влагалища в книге Везалия, отношение к человеческой сексуальности в целом. Столетием позже в одном из первых руководств по интимной жизни на английском языке, получившем название «Шедевр Аристотеля», хотя его автором, конечно, был не Аристотель, для доказательства этого момента использовалась поэтическая форма:

Обследовал я женщин тайные места,
Поведаю теперь, что всё в них неспроста:
Хотя в сравненьи с нами все они — иного пола.
Однако в целом — то же, что мужчины, если голы.
А если кто в анализе своем особо будет рьян,
Найдет у них всего один изъян:
Они точь-в-точь, что мы, но не забудь
Их при осмотре наизнанку повернуть.

Считалось даже, что в принципе женщина способна «вывернуться наружу нужной стороной». В 1573 году Амбруаз Паре писал об одной деревенской девочке по имени Мария, у которой, когда она бежала за стадом свиней, вдруг ни с того ни с сего «появился мужской жезл». Посоветовавшись с врачом и, разумеется, с епископом, Мария изменила свое имя, став Жерменом, после чего пошла служить в солдаты. (Слава о Марии-Жермене разнеслась такая, что легендарный французский путешественник и философ Монтень однажды специально заехал познакомиться с ним по пути из Парижа в Рим. Марии-Жермена не оказалось дома, однако Монтеню рассказали, что он все еще не женился, хотя у него уже выросла «большая и очень густая борода»[74].)

Хотя Везалий и заблуждался по поводу влагалища, он все же был прав в отношении пениса, что в конечном счете повлекло за собой мощный культурный скачок. Об этом свидетельствует еще одна иллюстрация. В приложении к книге «О строении человеческого тела», задуманном как краткий курс подготовки студентов к работе за секционным столом и получившем название «Epitome» (что по-латыни означает «Извлечение»), есть рисунок Адама и Евы. В отличие от стандартного изображения прародителей человечества, считавшегося нормой в христианской Европе на протяжении тысячи лет, они изображены там обнаженными, но не жалкими в своей наготе — не бесполыми инструментами уничижения, а впечатляющими образчиками красоты, грации и совершенства человеческого тела. Грудь у Евы небольшая, но крепкая и привлекательная; торс Адама мускулистый и широкий. Эти Адам и Ева являют собой не патологию человеческой формы, а напротив — ее совершенство, хоть и ограниченное в силу человеческой бренности.

Однако пенис дарует человеку «бессмертие». Вот почему изображение Адама так примечательно. Он не стремится стыдливо скрыть свое мужское достоинство под фиговым листком. Напротив, его правая рука отведена от туловища, открывая его взору. Пенис Адама не возбужден, но в то же время не выглядит вялым. Он возлежит на клумбе лобковых волос как символ жизненной потенции, словно молодой побег на ветке дерева. Это не напоминание о первородном грехе и не передаточное звено этого греха потомкам. Это инструмент, увековечивающий человеческое существование. И хотя Везалий не читал дневник Леонардо да Винчи, идеи последнего касательно пениса явно были ему очень близки. Адам — первый человек и праотец всех людей на Земле — демонстрирует свой орган «с гордостью».

* * *