Читаем История западноевропейской музыки до 1789 года. Том 1 (до XVIII века) полностью

Такая эстетическая позиция близка и музыкальной теории Ars nova, для которой показательны опора на чувство, на проверку практикой («ухо — лучший судья в музыке»), борьба против средневековых теоретических догм (в вопросах ладов и созвучий) ради «естественного пения» и, в конечном счете, ради возможности новых исканий в музыкальном творчестве. Крупнейшим представителем этой теории был Маркетто Падуанский, чьи трактаты («Lucidarium in arte musicae planae» и «Pomerium in arte musicae mensuratae») появились между 1317–1326 годами.

В последние два десятилетия XIV века в музыкальном искусстве Италии наступают изменения, которые сначала нарушают цельность позиций Ars nova, а затем приводят к концу его эпохи. Искусство XV столетия принадлежит уже новому историческому периоду.

XV ВЕК. РАННИЙ РЕНЕССАНС

ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД. ИСТОКИ НИДЕРЛАНДСКОЙ ШКОЛЫ. ДЖОН ДАНСТЕЙБЛ

Конец XIV и начало XV века справедливо оцениваются современными музыковедами как переходный период в истории музыки. По существу, это следует отнести, в первую очередь, к искусству Франции и Италии: и здесь и там после периода Ars nova наступает более или менее длительная полоса творческой неопределенности, разносторонних, иногда противоречивых творческих исканий без ясно выраженной тенденции к какому-либо их единству. В Италии это заметно уже в последние годы жизни Ландини (когда сам он, по-видимому, не проявлял творческой активности). Во Франции — спустя несколько лет после смерти Машо. И хотя итальянское искусство уже несло в себе черты Возрождения, а французское Ars nova было теснее связано с готической традицией, — и то и другое направления приходят к своему критическому рубежу. Чтó именно наступит за ним, к началу XV века — еще отнюдь не ясно ни во Франции, ни в Италии. Особенно крупных имен после Машо и Ландини ни французское искусство, ни итальянское сразу не выдвигают. Вместе с тем в обеих странах создается множество музыкальных произведений, нередко интересных, даже неожиданных, порою изящных и утонченных, порою ясных и свежих в своей простоте. Ведет ли это к изысканному, усложненному письму или, напротив, к прояснению, лапидарности, общедоступности музыкального склада, к новому развертыванию большой музыкальной формы — или к ее сжатию, концентрации? Так или иначе, в Италии трудно говорить о прямой традиции Ландини, а во Франции — о последовательном развитии наследия Машо. И та и другая линии как бы размываются, утрачивают былую определённость.

Среди итальянских композиторов в то переломное время действуют: органист Андреа ди Фиренце, Грациозо да Падуя, Антонелло да Казерта, Филипп да Казерта, Николаус Дзахарие и самый из них крупный мастер Маттео да Перуджа. Отнести их к какому-либо одному творческому направлению достаточно трудно. Одни из них продолжают работать в жанрах баллаты, каччи, создают части месс (Грациозо, Дзахарие, Андреа ди Фиренце). Другие предпочитают следовать французским образцам и создают баллады, виреле, рондо на французские тексты. Это характерно не только для Филиппа да Казерта, находившегося при папском дворе в Авиньоне, но и для Бартолемеуса да Бонония, соборного органиста в Ферраре и придворного музыканта у герцогов д’Эсте. В последнем случае действовала, надо полагать, французская мода, издавна влиятельная в тех краях. В числе произведений Маттёо да Перуджа есть и французские баллады, виреле, рондо, и итальянские баллаты, и части месс. Будучи много лет (с перерывами) певцом в капелле миланского собора, Маттео, вне сомнений, сложился в итальянской традиции, однако проявил также тяготение (заметим — характерное для того времени) к формам нового французского искусства. Рукописи его «французских» сочинений, как и некоторых композиций Антонелло и Филиппа да Казерта, находят во французских собраниях.

Значит ли это, что Маттео да Перуджа становится представителем французского искусства? Конечно, нет. Джон Данстейбл чуть позднее писал музыку на латинские, французские и итальянские тексты, лишь единичные его сочинения попали в английские рукописные собрания, а множество хранилось в итальянских рукописях — и все же он не перестал быть английским композитором. Между тем Данстейбл испытал на себе в высшей степени плодотворное воздействие итальянского многоголосия. Так проявлялась в XV веке характерная тенденция к обмену творческим опытом между представителями различных творческих школ. Маттео да Перуджа одним из первых отчетливо выразил ее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Песни, запрещенные в СССР
Песни, запрещенные в СССР

Книга Максима Кравчинского продолжает рассказ об исполнителях жанровой музыки. Предыдущая работа автора «Русская песня в изгнании», также вышедшая в издательстве ДЕКОМ, была посвящена судьбам артистов-эмигрантов.В новой книге М. Кравчинский повествует о людях, рискнувших в советских реалиях исполнять, сочинять и записывать на пленку произведения «неофициальной эстрады».Простые граждане страны Советов переписывали друг у друга кассеты с загадочными «одесситами» и «магаданцами», но знали подпольных исполнителей только по голосам, слагая из-за отсутствия какой бы то ни было информации невообразимые байки и легенды об их обладателях.«Интеллигенция поет блатные песни», — сказал поэт. Да что там! Члены ЦК КПСС услаждали свой слух запрещенными мелодиями на кремлевских банкетах, а московская элита собиралась послушать их на закрытых концертах.О том, как это было, и о драматичных судьбах «неизвестных» звезд рассказывает эта книга.Вы найдете информацию о том, когда в СССР появилось понятие «запрещенной музыки» и как относились к «каторжанским» песням и «рваному жанру» в царской России.Откроете для себя подлинные имена авторов «Мурки», «Бубличков», «Гоп со смыком», «Институтки» и многих других «народных» произведений.Узнаете, чем обернулось исполнение «одесских песен» перед товарищем Сталиным для Леонида Утесова, познакомитесь с трагической биографией «короля блатной песни» Аркадия Северного, чьим горячим поклонником был сам Л. И. Брежнев, а также с судьбами его коллег: легендарные «Братья Жемчужные», Александр Розенбаум, Андрей Никольский, Владимир Шандриков, Константин Беляев, Михаил Звездинский, Виктор Темнов и многие другие стали героями нового исследования.Особое место занимают рассказы о «Солженицыне в песне» — Александре Галиче и последних бунтарях советской эпохи — Александре Новикове и Никите Джигурде.Книга богато иллюстрирована уникальными фотоматериалами, большая часть из которых публикуется впервые.Первое издание книги было с исключительной теплотой встречено читателями и критикой, и разошлось за два месяца. Предлагаемое издание — второе, исправленное.К изданию прилагается подарочный диск с коллекционными записями.

Максим Эдуардович Кравчинский

Музыка
Моя жизнь. Том II
Моя жизнь. Том II

«Моя жизнь» Рихарда Вагнера является и ценным документом эпохи, и свидетельством очевидца. Внимание к мелким деталям, описание бытовых подробностей, характеристики многочисленных современников, от соседа-кузнеца или пекаря с параллельной улицы до королевских особ и величайших деятелей искусств своего времени, – это дает возможность увидеть жизнь Европы XIX века во всем ее многообразии. Но, конечно же, на передний план выступает сама фигура гениального композитора, творчество которого поистине раскололо мир надвое: на безоговорочных сторонников Вагнера и столь же безоговорочных его противников. Личность подобного гигантского масштаба неизбежно должна вызывать и у современников, и у потомков самый жгучий интерес.Новое издание мемуаров Вагнера – настоящее событие в культурной жизни России. Перевод 1911–1912 годов подвергнут новой редактуре и сверен с немецким оригиналом с максимальным исправлением всех недочетов и ошибок, а также снабжен подробным справочным аппаратом. Все это делает настоящий двухтомник интересным не только для любителей музыки, но даже для историков.

Рихард Вагнер

Музыка
Шаляпин
Шаляпин

Русская культура подарила миру певца поистине вселенского масштаба. Великий артист, национальный гений, он живет в сознании современного поколения как «человек-легенда», «комета по имени Федор», «гражданин мира» и сегодня занимает в нем свое неповторимое место. Между тем творческая жизнь и личная судьба Шаляпина складывались сложно и противоречиво: напряженные, подчас мучительные поиски себя как личности, трудное освоение профессии, осознание мощи своего таланта перемежались с гениальными художественными открытиями и сценическими неудачами, триумфальными восторгами поклонников и происками завистливых недругов. Всегда открытый к общению, он испил полную чашу артистической славы, дружеской преданности, любви, семейного счастья, но пережил и горечь измен, разлук, лжи, клеветы. Автор, доктор наук, исследователь отечественного театра, на основе документальных источников, мемуарных свидетельств, писем и официальных документов рассказывает о жизни не только великого певца, но и необыкновенно обаятельного человека. Книга выходит в год 140-летия со дня рождения Ф. И. Шаляпина.знак информационной продукции 16 +

Виталий Николаевич Дмитриевский

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное