История западной философии. Часть I. Античность. Средневековье. Возрождение

Но материю Плотин понимает несколько шире, чем его великие предшественники Платон и Аристотель. Плотин учит и об умопостигаемой материи, которой, в частности, является низшая ипостась по отношению к высшей — например, Душа есть материя Ума. Поэтому зло появляется не как онтологическое свойство вещей, а как умаление добра, в максимальной степени существующего в Едином: «Видимое нами зло, в сущности, лишь недостаток Блага» (III, 2, 5). Впрочем, в умопостигаемом мире умаление добра не есть истинное зло, а лишь возможность зла: «Недостаток блага означает только то, что нечто не благо, зло же не недостаток, но полное отсутствие блага, впрочем, недостаток блага означает возможность впасть во зло, что, конечно, тоже по-своему есть зло» (I, 8, 5). Истинная причина зла, по Плотину, материя как полная лишенность всего, как противоположность умопостигаемому миру. «Действительно, тому, что составляет существо божественной природы — а именно пределу, мере и прочему, — противоположно то, что составляет природу зла: беспредельность, безмерность и т. п. таким образом, и целое противоположно целому. Бытие одного из них суть от начала ложное, другое же обладает истинным бытием, сущности их противоположны настолько, насколько истина противоположна лжи» (I, 8, 6). И поэтому зло необходимо в мире, как необходимо существование противоположностей: истины и лжи, единого и многого и т. п. И как Единое есть источник блага во всем бытии, так материя есть источник зла: «Материя становится хозяйкой всего, что попадает в нее, она портит его и разрушает, вкладывая в него свою собственную противоположную природу, противоположную не в том смысле, что к горячему она привносит холодное, но к виду горячего она привносит свою безвидность, и ко всякой форме — свою бесформенность, и избыток и недостаток свой — к соразмерному» (I, 8, 8). Материя совершенно непознаваема, поскольку она бескачественна и бесформенна. Вещи чувственного мира суть соединение материи и эйдосов, поэтому и зло чувственного мира неполно, относительно. В космосе, оформленном Душой, всегда наличествует благо, и нет в мире ни одной совершенно злой вещи. В трактате «Против гностиков, или Против утверждающих, что мир есть зло и творец его злой» Плотин резко обрушивается на тех философов, которые считали, что зло содержится в умопостигаемом мире или в космосе. В этой полемике Плотин иногда воспевает прямо гимны чувственному миру: «Конечно, красота частных вещей не идет ни в какое сравнение с истинной, умопостигаемой красотой, как равно и отдельные вещи уступают в своей значимости всеединству. Но мы должны также и признать, что даже в чувственном и разделенном мире имеются вещи, сравнимые по красоте с небожителями, формы, чья прелесть вызывает в нас благоговение перед их создателем и убеждает в божественности их источника. Порой мы можем наблюдать такие красоты, сквозь которые явственно проступает великолепие умопостигаемых сфер, и тогда, восхищенные и полные восторга, мы как бы отступаем перед ними, чувствуя, что недостойны, оставляя их другим» (II, 9, 17). В трактате «О провидении» Плотин даже говорит от лица чувственного мира: «Меня сотворил Бог, и потому я получился наиболее совершенным из всех тварей, самодостаточным и самодовлеющим. Ведь я не нуждаюсь ни в чем, ибо во мне есть все: растения и животные, и вся рожденная природа, и многие боги, и сонмы демонов, и благие души, и добродетельные люди. И земля украшена цветами и животными, и море не пусто, и весь воздух, и эфир, и самый свод небес — все оживлено Душой. И там, в далеком небе, все души — блаженные, дающие жизнь звездам и самому небу в его благоустроенности и вечном круговращении, ибо небо, подражая Уму, разумно вращается вокруг неизменного центра, не соблазняясь и не ища ничего вовне. И все во мне стремится к Благу, достигает же его каждое по мере своих сил. Ведь и небо зависит от Него, и вся моя душа, и все боги, и все животные и растения, и даже то, что может показаться лишенным души» (III, 2, 3).